Что бормочешь ты полночь наша кто

Призраки Фонтанного дома

Deus conservat omnia («Бог сохраняет все»)
Девиз на гербе Фонтанного Дома

Говорили, что Фонтанный дом арендовала Екатерина Великая для своего юного фаворита камер-юнкера Жихарева. Другой фаворит царицы – Платон Зубов решил избавиться от соперника. Он подослал наемных убийц, который закололи Жихарева в белом зале дворца во время маскарада. Душа убитого фаворита появляется по ночам в зале.

Мистический маскарад Шереметевского дворца жутко представлен в «Поэме без героя» Анны Ахматовой, которая жила в квартире флигеля дома 1925 – 1952 годах и лично познакомилась с легендами о призраках.
«С детства ряженых я боялась,
Мне всегда почему-то казалось,
Что какая-то лишняя тень
Среди них «б е з л и ц а и н а з в а н ь я»
Затесалась. »

Шутки ль месяца молодого,
Или вправду там кто-то снова
Между печкой и шкафом стоит?
Бледен лоб и глаза открыты.
Значит, хрупки могильные плиты,
Значит, мягче воска гранит.

Комната дворца с портретами обитателей

У Фонтанного дома есть своя призрачная хозяйка – крепостная актриса Прасковья Жемчугова, в которую влюбился сам граф Николай Шереметев и тайно обвенчался с нею. Свидетелями венчания стал знаменитый архитектор Джакомо Кваренги и балерина Татьяна Гранатова.

Актриса Прасковья Жемчугова в театральном костюме. Говорят, ее призрак возвращается в Фонтанный дом.

Чтобы избежать скандала, когда о браке станет известно в обществе, Шереметев сочинил легенду, будто Прасковья – дочь разорившегося польского дворянина.

Граф Николай Шереметев рядом со скульптурным портретом царя Александра I, который признал законность брака графа и актрисы.

Шереметев создал в Москве свой театр из крепостных актеров, для обучения которых приглашал лучших учителей. Актеры получали красивые сценические псевдонимы. Прасковья Ковалева получила псевдоним – Жемчугова. Талантом актрисы восхищалась сама Екатерина Великая. После спектакля царица позвала актрису в свою ложу и подарила ей бриллиантовый перстень в знак милости.

Граф и актриса обосновались в Фонтанном доме Петербурга в 1797 году. Шереметев переехал в Петербург из Москвы по воле Павла I, который был очарован театром графа. Для императора Прасковья Жемчугова выступила один раз в Фонтанном доме, от сырого петербургского климата у нее обострился туберкулез. Актриса скончалась в 1803 году в возрасте 34 лет.

Я.М. Белицкий рассказывал о любви графа:
«Да, дочке сельского кузнеца была уготована удивительная судьба — Параша стала графиней Шереметевой. Граф самозабвенно любил ее. В завещании сыну он писал, что в сердце Прасковьи нашел «разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность». И эти черты пленили его еще больше, чем ее красота. Они заставили «попрать светские предубеждения, избрать ее своею супругою». Но светское общество не простило одному из самых богатых и знатных людей России этот неравный брак. Кстати, венчание в церкви Симеона Столпника было тайным. И когда графиня Прасковья умерла, будучи совсем молодой, вскоре после рождения сына, в последний путь ее провожали актеры крепостного театра и самые близкие семье люди. В числе их был известный архитектор Джакомо Кваренги. Ему граф поручил вскоре достраивать дом на Сухаревской площади в Москве — странноприимный дом в память графини Прасковьи Шереметевой».

Прасковья Жемчугова, к платью актрисы приколот медальон с портретом графа Шереметева

Дарья Юрская в роли Прасковьи Жемчуговой, фильм «Графиня Шереметева» (1994)

Романс на стихи Мирры Лохвицкой из фильма «Графиня Шереметева» (1994). Композитор Игорь Голубев.
Исполняет Татьяна Куинджи.

На портрете граф указывает на созданную больницу

Граф Шереметев пережил жену всего лишь на пять лет, он скончался в 1809 году. Малолетний сын актрисы и графа остался сиротой, его воспитанием занялась Татьяна Гранатова – бывшая крепостная балерина театра графа, которая осталась другом семьи Шереметевых.

Татьяна Гранатова, воспитавшая осиротевшего Дмитрия Шереметева

Отец завещал сыну продолжить добрые дела семьи Шереметевых.
«Делай добро для добра. Верь мне, что удовольствия роскоши и пышности при малом поражении несчастия исчезают, а услаждение души, ума и сердца, от добрых наших дел происходящее, навсегда в нас остается».

Дмитрий Шереметев был другом Пушкина. В Фонтанном доме художником Кепренским был написал знаменитый портрет поэта.

Молодой Дмитрий Шереметев

Когда молодой граф Дмитрий тяжело заболел, его жадный кузен Уваров, который тогда оказался единственным наследником состояния шереметевых, спешно приступил к описи имущества. Однако граф выздоровел и все надежды Уварова пошли прахом. Пушкин, который давно враждовал с Уваровым, посвятил Шереметеву сатирическую поэму «На выздоровление Луккула», в которой высмеял подлого наследника.

…А между тем наследник твой,
Как ворон, к мертвечине падкой,
Бледнел и трясся над тобой,
Знобим стяжанья лихорадкой.
Уже скупой его сургуч
Пятнал замки твоей конторы;
И мнил загресть он злата горы
В пыли бумажных куч».

«…Но ты воскрес. Твои друзья,
В ладони хлопая, ликуют;
Рабы, как добрая семья,
Друг друга в радости целуют;
Бодрится врач, подняв очки;
Гробовый мастер взоры клонит:
А вместе с ним приказчик гонит
Наследника в толчки.

Так жизнь тебе возвращена
Со всею прелестью своею;
Смотри: бесценный дар она;
Умей же пользоваться ею;
Укрась ее; года летят,
Пора! Введи в свои чертоги
Жену красавицу — и боги
Ваш брак благословят».

Как по совету Пушкина граф Дмитрий женился в 1838 году в 35 лет, его супругой стала дальняя родственница – Анна Шереметева, которая происходила из нетитулованной небогатой ветви рода Шереметевых. Невесте графа было 27 лет. Фрейлина императрицы, знатная барышня обладала музыкальным талантом и прославилась в свете как певица и пианистка.

Бальный зал Фонтанного дома, где в наши дни проходят балы «Четыре сезона»

По легенде в фаворит Екатерины был убит ревнивым Зубовым в Белом зале

Возможно, и ее тень мелькает в зеркалах Фонтанного дома.

Кабинет графа Шереметева в начале 20 века

Шереметев едва не обезумел от горя, говорили, что он заперся в своем кабинете и не желал никого видеть.

Спустя три года 54-летний граф по совету родных женился снова, его избранницей стала вдова Александра Мельникова. Современники описывали Мельникову как даму заносчивую и черствую сердцем. Говорили, что она настаивала, чтобы граф лишил своего старшего сына Сергея наследства в пользу ее семьи. Появились слухи, что вдова Мельникова околдовала старого графа, когда он переписал на нее часть владений Шереметевых.

Дмитрий Шереметев в зрелые годы

«Крестьяне несли его на руках через всю Москву, к пути следования в Александро – Невскую Лавру, где, согласно завещанию, погребен он был рядом с отцом и матерью, графиней Прасковьей Ивановной. Когда он лежал в гробу, черты лица его выпрямились, и меня поразило сходство его с нею!» – рассказывал сын Сергей Дмитриевич Шереметьев.

Фонтанный дом стал предметом спора между сводными братьями Сергеем и Александром. Сергею удалось выиграть тяжбу и отстоять фамильный дворец. При новом владельце дворец был перестроен, в здании расположился театр (в наши дни Драматический театр на Литейном) и русское историческое общество.

Семья Шереметевых чтила память бабушки-актрисы.
В начале 20 века праправнучка Прасковьи Жемчуговой писала: «Все в нашей семье относились к Прасковье Ивановне с величайшим почтением. Дед не разрешал называть ее Парашей. Я помню, что в Фонтанном доме стоял складень на аналое: изображение Прасковьи Ивановны в гробу, а в центре два ее портрета – один в чепце, с миниатюрой на груди, другой, последний, перед родами, в полосатом платье, с такой горькой складкой возле губ. Копии с картин Аргунова сделаны по приказу прапрадеда. Раскрывали складень лишь по великим праздникам и детей проводили мимо. А кто из младшего поколения проказил – лишался этой чести, и обычно „грешник“ горько плакал».

Портрет Анны Ахматовой

Анна Ахматова ассоциировала себя с Прасковьей Жемчуговой, сравнивая свою поэзию с ее актерской игрой на сцене.

В Фонтанном доме в новогоднюю ночь 1941 года Анну Ахматову посетило тревожное видение, карнавал призраков, который принес тревожное предсказание:

Я зажгла заветные свечи,
Чтобы этот светился вечер,
И с тобою, как мне не пришедшим,
Сорок первый встречаю год.
Но.
Господняя сила с нами!
В хрустале утонуло пламя,
«И вино, как отрава жжет».
Это всплески жесткой беседы,
Когда все воскресают бреды,
А часы все еще не бьют.
Нету меры моей тревоге,
Я сама, как тень на пороге,
Стерегу последний уют.
И я слышу звонок протяжный,
И я чувствую холод влажный,
Каменею, стыну, горю.

Год сорок первый оказался роковым… В «Поэме без героя» Ахматова описывает своих ушедших близких, которые как тени-призраки проносятся мимо.

Оглавление блога
Мой паблик вконтакте
Мой facebook, Мой instagram
Моя группа в Одноклассниках

Источник

Что бормочешь ты полночь наша кто

Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме запись закреплена

Что бормочешь ты, полночь наша?
Все равно умерла Параша.
Молодая хозяйка дворца.

Сегодня день памяти Прасковьи Жемчуговой, крепостной актрисы и певицы, с которой связана одна из самых красивых и печальных историй Фонтанного Дома.

Граф Николай Петрович Шереметев влюбился в молодую певицу собственного крепостного театра Парашу Ковалеву (сценический псевдоним – Жемчугова). Она родилась в семье деревенского кузнеца, крепостного Шереметевых. У девочки рано обнаружились способности к музыке, и ее начали готовить для труппы крепостного театра. Прасковья обладала прекрасным голосом, играла на клавесине и арфе, знала итальянский и французский языки. Ее талантом восхищалась сама Екатерина II, которая наградила актрису алмазным перстнем.

Много лет Шереметев не решался на женитьбу, боясь негодования света и двора. Но 6 ноября 1801 года они все-таки обвенчались. В метрической записи невеста графа указана как «девица Прасковия Ивановна дочь Ковалевская» — Шереметев, дабы оправдать свою женитьбу на крепостной, создал легенду о происхождении Прасковьи из рода польских шляхтичей Ковалевских.

Счастье супругов было недолгим. В 1803 Прасковья родила сына и умерла спустя 3 недели. «Жития ей было 34 года, 7 месяцев, 2 дня».

На фото памятник Прасковье Жемчуговой в саду Фонтанного Дома.
Фото: Андрей Рыбачек

Источник

Дневник

Анна Ахматова и Параша Жемчугова

…Уже которую ночь Анну Андреевну Ахматову мучила бессонница. Она лежала тихо, не шелохнувшись, и тревожно вслушивалась в шорохи листвы за окном, в которых ощущала «черный шепоток беды». Ветер, этот вечный спутник Ленинграда, рябил поверхность реки Фонтанки, раскачивал ветки деревьев. И вдруг ей показалось — нет, не показалось, а так оно и было, — что по стене скользнула какая-то печальная тень. Без сомнений, это была Параша Жемчугова, умершая здесь, в Фонтанном доме, век назад. Ее судьбу Ахматова принимала очень близко к сердцу. Может, потому, что сама много лет прожила «невенчаной» в одной квартире со своим гражданским мужем, искусствоведом Николаем Пуниным, его законной женой и дочерью.

Что бормочешь ты, полночь наша?

Все равно умерла Параша.

Молодая хозяйка дворца.

Тянет ладаном из всех окон,

Срезан самый любимый локон,

И темнеет овал лица.

У крепостных актрис сплошь и рядом жизнь складывалась несчастливо. Не исключение и судьба великой русской актрисы Прасковьи Жемчуговой. Бедная, бедная Параша… Хотя, вроде бы, в жизни ей повезло: она получила вольную, вышла замуж за любимого человека, стала графиней Шереметевой — о таком даже и не мечталось! Но свет не признал ее, и снять с себя печать отверженности, бесправия и осуждения она так и не смогла.

Вернувшийся в свою подмосковную усадьбу Кусково из Европы красавец граф Николай Петрович Шереметев заприметил Парашу еще девочкой, когда ее, дочь деревенского кузнеца Ковалеву (или Горбунову — так ее прозвали, потому что у ее отца Ивана Степановича, самого искусного мастера в округе, был уродливый горб из-за туберкулеза позвоночника), взяли в знаменитый крепостной театр Шереметевых, славившийся на всю Россию собранными там талантами. Эта хрупкая, болезненная, застенчивая, грациозная девочка обладала ангельским голосом необыкновенной красоты, проникавшим в самые сокровенные глубины сердца, и вдохновенным артистизмом. Едва граф услышал этот голос, он был покорен, и как оказалось, на всю жизнь… «Если бы ангел сошел с небес, если бы гром и молния ударили разом, я был бы менее поражен», — писал он в одном из писем.

Николай Аргунов «Портрет Прасковьи Жемчуговой-Шереметевой» 1803

Попасть в театр было для Параши, родившейся 20 июля 1768 года, счастьем. Иначе что бы она увидела в жизни, кроме беспросветного крестьянского быта? А здесь ее учили лучшие преподаватели. Уроки пения ей давала знаменитая Елизавета Сандунова, жена прославленного комика Силы Сандунова, впоследствии владельца главной из московских бань. Драматическому искусству будущую графиню учила артистка театра Медокса Синявская. Угадав в девочке гениальный дар, Шереметев торопился выпустить ее на сцену и сделать примой своего фамильного театра. Дебют юной актрисы состоялся 22 июня 1779 года в маленькой роли служанки в опере Гретри «Опыт дружбы». Ей было всего одиннадцать лет. А на следующий год она стала Жемчуговой — граф давал своим актрисам сценические псевдонимы по названиям драгоценных камней. Да Параша и была настоящей жемчужиной шереметевского театра. Ее оперный талант был настолько велик, что она, по мнению современников, могла бы занять одно из первых мест среди прославленных певиц Европы. На сцене Жемчугова словно сливалась с жизнью своих героинь. Посмотреть на это чудо и насладиться ее игрой в Кусково приезжали многие знатные вельможи и даже сама императрица Екатерина Вторая, подарившая Параше драгоценный бриллиантовый перстень со своей руки.

После смерти отца Николай Петрович запил и пустился во все тяжкие. И в этот момент единственным человеком, способным повлиять на него и спасти от гибели, оказалась Параша, с которой он поселился в Кусково в уединенном домике. В трудных обстоятельствах юной избраннице графа удалось проявить свои самые лучшие женские качества, и граф понял, что перед ним — самый близкий и дорогой ему человек. Она ни в чем не упрекала его, только молилась и плакала, оставаясь одна.

До этого Шереметев не пропускал красивых девушек, жениться не спешил, а вот крепостную актрису полюбил так, как никогда не любил прежде, любовью чистой и возвышенной, и остался ей верен до конца своих дней. Он боготворил Жемчугову. Николай Петрович сумел подняться над сословными предрассудками, отринуть их за ненадобностью — а для этого надо было обладать смелостью и независимостью духа — и в своей крепостной увидеть прежде всего необыкновенную женщину, одаренную не только артистическими, но и душевными сокровищами. Она была избранницей его сердца, а у сердца, как известно, свои законы, отличающиеся от людских.

На склоне лет в «Завещательном письме» сыну граф Шереметев написал о Прасковье Ивановне: «…Я питал к ней чувствования самые нежные… наблюдая украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность. Сии качества… заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою…»

В Кусково Жемчугову унижали и издевались над ней. Тогда граф подарил ей «русский Версаль» — усадьбу Останкино, где она в последний раз вышла на театральную сцену в 1797 году.

Боровиковский Владимир «Портрет графа Н.П.Шереметева» 1819

Связь барина со своей фавориткой никого не удивляла, это было в порядке вещей. Странным показалось бы, если б такого не было, но вот свадьба… Свадьба знатного графа и крепостной актрисы непременно шокировала бы высшее общество, это было неслыханной дерзостью, попранием всех устоев, поэтому решено было провести ее тайно, а разрешение на бракосочетание, оглашенное только после смерти Прасковьи Ивановны, пришлось просить у самого Государя Императора Александра Первого.

Готовясь к свадьбе в Москве после пятнадцати лет совместной жизни, граф купил дом на Воздвиженке. Оттого переулок стал называться Шереметевым (сейчас это Романов переулок). Угловой дом с колоннадой, построенный, по преданию, Василием Баженовым, помнит счастливые дни любви Прасковьи Ивановны и Николая Петровича. Тайное венчание состоялось 6 ноября 1801 года в храме Симеона Столпника на Поварской, поблизости от их нового дома. Венчал чету духовник графа, протоиерей Федор Малиновский, тот самый, что провожал в последний путь Льва Александровича Пушкина, деда поэта. Сын священника, известный историк Александр Малиновский был свидетелем жениха, а свидетельницей невесты — актриса Татьяна Шлыкова (Гранатова). После венчания Шереметевы уехали в Петербург, и больше Прасковья в Москву не вернулась.

Крепостной художник Шереметевых Николай Аргунов в день свадьбы своего господина нарисовал портрет Прасковьи Ивановны: огромные глубокие глаза на бледном лице, красная шаль, белая подвенечная фата, на шее — драгоценный медальон. Такой она осталась навсегда в памяти мужа.

С переездом в столицу у Параши стало ухудшаться здоровье — сказывалось воздействие сырого и холодного климата. С ней случилось несчастье: она потеряла свой божественный голос и больше не могла петь. Ангел онемел… Прасковья Ивановна, теперь уже законная графиня Шереметева, не смела показываться гостям, опасаясь насмешек и оскорблений. По-прежнему отвергаемая светом, она смиренно проводила время в своих покоях в Шереметевском дворце (Фонтанном доме), мечтая об одном: подарить любимому мужу наследника и познать радость материнства. Молитвы несчастной, больной, страдающей женщины возымели действие — 3 февраля 1803 года она родила сына Дмитрия, но после родов ей суждено было прожить всего двадцать дней — обострилась чахотка, давно мучившая ее. Графиня не увидела сына — его тотчас же унесли, опасаясь заражения, и больше матери не показывали. Лишь из-за закрытых дверей она могла услышать плач своего ребенка, разрывающий ей сердце. Умирала Прасковья Ивановна в мучениях, хрипя и задыхаясь. Когда она скончалась, ей было тридцать четыре года. Николай Петрович, после кончины обожаемой супруги посвятивший себя благотворительности, за что его прозвали «граф Милосердов», оставался безутешен вплоть до собственной смерти от простуды в 1809 году.

Делла-Вос-Кардовская Ольга Людвиговна «Портрет Анны Ахматовой» 1914

Я начала свой рассказ о Параше Жемчуговой с Анны Ахматовой, ею же и закончу. Так получилось, что прощались с Ахматовой, умершей в подмосковном санатории 5 марта 1966 года, в институте Склифосовского, в бывшем Странноприимном доме, построенном графом Шереметевым в память о жене, где со свода купола домовой церкви печально взирала Параша Жемчугова, изображенная на чудом сохранившейся фреске Доменико Скотти в образе ангела с бубном. Так пути двух великих, но несчастливых женщин мистическим образом опять пересеклись во времени и пространстве.

Источник

Что бормочешь ты полночь наша кто

Поэтическое мифотворчество, в поздний период жизни Ахматовой порой уводившее ее в мир сюрреалистического видения, однако неизменно вырастает из конкретной исторической реальности, факта и каждый раз выявляет глубоко упрятанную истину, прорастающую стихом. Время, проведенное в Средней Азии, с осени 1941–го по июнь 1944 года, когда она оказалась в Ташкенте в числе других представителей творческой интеллигенции, отправленных советским правительством из Москвы (куда Ахматова была эвакуирована из Ленинграда) в глубокий тыл, укрепило ее в ощущении генетической связи с золотоордынскими предками. И, может быть, не случайно сына Ахматовой Льва Николаевича Гумилёва, известного историка—тюрколога, так привлекали проблемы автогенезиса, история татар и монголов.

В ташкентский период жизни, который Ахматова вспоминала, как один из наиболее благополучных в ее постоянной бесприютности, писалась так и незавершенная ташкентская поэма – «То сердце Азии стучит / И мне пророчит, / Что снова здесь найду приют…».

Встреча с Азией воспринималась как возвращение к утраченным истокам, к «прапамяти»:

Я не была здесь лет семьсот,Но ничего не изменилось…Все так же льется Божья милостьС непререкаемых высот…

(Луна в зените, 1942–1944)

Вглядываясь в красоту природы и незнакомые лица, она ощущает свое изначальное родство с этим открывшимся перед ней миром:

Словно вся прапамять в сознаниеРаскаленной лавой текла,Словно я свои же рыданияяИз чужих ладоней пила.

Ахматова все же была не историографом, а поэтом, и ей не обязательно было изучать всю поколенную рода, хотя она имела привычку, как писал Пушкин о своем герое, иногда «заглядывать в энциклопедический словарь». Она конечно же знала, как по семейным преданиям, так и по сказаниям древних родословцев, что Мотовиловы происходили не только от Федора Ивановича Шевляги, брата Андрея Ивановича Кобылы, родоначальника царствующего дома Романовых, но и от Шереметевых.

Возможно, что как раз по памяти этого дальнего родства с Шереметевыми обер—прокурор Святейшего синода генерал Алексей Петрович Ахматов и посещал домовую церковь Шереметевых в Фонтанном Доме.

Шереметевский дворец, или Фонтанный Дом в Петербурге, построенный фельдмаршалом графом Борисом Петровичем Шереметевым на дарованной ему Петром Великим земле, после победы над шведами, стал пристанищем Ахматовой на долгие годы. В левом садовом флигеле дворца она жила после развода с Николаем Гумилёвым, когда стала женой его ближайшего друга Владимира Шилейко, который был домашним учителем графских детей и после революции 1917 года некоторое время оставался, как и при графах, в тех же своих комнатах. Позже, уже в другом браке, с профессором искусствознания Николаем Николаевичем Пуни—ным, она жила в правом садовом флигеле. Расставшись с Пуниным, Ахматова продолжала занимать одну из комнат той же пунинской квартиры, а после ареста Николая Николаевича, последовавшего в 1949 году, осталась с его дочерью от первого брака Ириной и внучкой Аней, считая их своей семьей.

Фонтанный дом для Ахматовой – не просто место жительства и удивительный памятник культуры, но мир таинственный и одушевленный, не только свидетель, но вроде бы и участник ее бед и тревог. В своих художнических загадках и прозрениях она как—то связывала свою судьбу и с трагической судьбой жены хозяина дворца, графа Шереметева, Прасковьей Жемчуговой, актрисой крепостного театра, с которой граф тайно обвенчался, по благословению Московского митрополита Платона, в церкви Симеона Столпника на Поварской, и они окончательно поселились во дворце, за год до ее кончины. Так в художественное сознание Ахматовой из далекой истории приходит еще одна Прасковья. Среди набросков и планов к «Поэме без героя» появляется строфа (Ахматова А. Собрание сочинений. В 6 т. М., 1998–2002. Т. 3. С. 208):

Что бормочешь ты, полночь наша?Все равно умерла Параша,Молодая хозяйка дворца,Тянет ладаном из всех окон,Срезан самый любимый локонИ темнеет овал лица.Не достроена галерея —Эта свадебная затея,Где опять под подсказку БореяЭто все я для вас пишу…

В прозе к поэме Ахматова поясняет:

«Когда Параша Жемчугова мучилась в родах, здесь строили какие—то свадебные [трибуны] галереи для предстоящих торжеств ее свадьбы. Параша, как известно, умерла в родах, и состоялись совсем другие торжества» (Ахматова А. Собрание сочинений. Т. 3. С. 270).

Источник