Что будет если исчезнет русский литературный язык
Что будет если исчезнет русский литературный язык
Пикалёва Светлана (Псков, Россия)
Эссе на тему «И если завтра мой язык исчезнет, то я готов сегодня умереть»
(Диплом III степени)
Что такое «язык»? В моём понимании, язык – это душа народа. Хотите аргументов? Извольте: в наше время их нетрудно привести. Вот, скажем, идёт навстречу прекрасная миледи: платье с оборочками, туфельки, кудряшки – просто сказка! Подходишь ближе, оказывается, что миледи по телефону разговаривает, а изо рта у неё такая нецензурность выскакивает, что тебя самого в краску бросает. А ей ничего!
Барышня стремится идти в ногу со временем: мол, «все говорят, а я чем хуже?» Только грустно, что модно нынче родной язык засорять. Гнилая душа у таких людей, ведь грубые слова светлая душа не перенесла бы: так много в них желчи и ненависти ко всему миру…
Свежая и чистая душа начитанна, доброжелательна. Если вежливы слова человека и не позволяет он себе ранить словом собеседника, то душа светла. А как проскользнёт крепкое словцо, то пиши пропало – душа чернеть начала.
Увы, много что-то сейчас развелось людей с подгнивающей душой. Страшно иногда становится, что чистая речь пропадет, и останемся мы, как в сказке Александра Сергеевича Пушкина, «у разбитого корыта».
Так не пора ли что-то предпринять, пока не пришлось заносить чистый русский язык в Красную книгу? Может, создать десант из «светлых душ», которые будут внушать подгнивающим, что пошла новая мода: говорить красиво, без бранных слов? Или предло́жите дарить друг другу словари? А может быть, наказывать за произнесённое крепкое словцо? Ничего не поможет, если не воспитывать с детства любовь к родному языку.
Погибнет язык – погибнет и душа, человек погибнет… А что значит русский человек без души, без знаменитого гостеприимства, доброты, отзывчивости и хлебосольности? Тогда русский человек не будет уже сам собой – вымрет как вид. Только я не хочу дожить до этих времён.
Что такое «русский язык»? Это не только душа, но и обязательное условие существования государства. Не будь единого языка, случись вместо него нам разговаривать на многочисленных наречиях, разве были бы мы единым народом? Именно русский язык объединяет нас всех. Было время, когда за возможность быть свободными и говорить не на немецком или французском, а на родном русском, сражались и умирали.
А теперь представим длиннобородого русского богатыря: в кольчуге, косая сажень в плечах и непременно с увесистым мечом. Перед битвой с лютым супостатом обходит он своих дружинников… И вдруг из его уст начинают сыпаться исковерканные нами, обывателями двадцать первого века, словечки. Нонсенс какой-то!
Нет, нет и нет! Русский язык уважать нужно!
Раз уж мы вспомнили давние времена, то нельзя не сказать, что тогда любое слово несло сакральный смысл. К слову, к языку относились трепетно: не называли друг друга настоящими именами, избегали настоящих названий опасных животных… А у нас что? Бережного отношения к слову как не бывало: мы используем массу сленговых слов, хотя у каждого из них есть литературный аналог, сорим грубостями, бранимся.
Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что страна у нас сейчас плохая и вокруг все люди – грубияны. Но ясно одно: не так дорожат литературным языком, как прежде. А если так, то стоит всем людям сплотиться и твёрдо заявить: «Не желаем смотреть, как страдает родной язык! В нём наша сила. Так не дадим же ему погибнуть!»
«Убийцы малочисленных»: почему в России умирают языки и грозит ли русскому исчезновение
Марина Найденкова
Согласно данным Фонда сохранения и изучения родных языков народов России, народы нашей страны говорят примерно на 150 языках. Однако за последние 200 лет Россия потеряла 20 редких языков, а еще 25 — находятся на грани исчезновения. В том, почему погибают языки, возможно ли их уберечь и может ли русский язык исчезнуть в ближайшие столетия, в День филолога, который празднуется 25 мая, разбиралась «Вечерняя Москва».
Почему умирают
Проректор по науке Государственного института русского языка имени Пушкина Михаил Осадчий рассказывает, что языки малых народов России умирают просто потому, что ими перестают пользоваться. Так, человек при выборе системы общения всегда руководствуется практическими соображениями: разговаривает на том языке, на котором удобно и выгодно.
— Здесь нет никакой идеологии, злого умысла, плана. Как говорится, убийцами малочисленных языков являются сами их носители. Они начинают молчать: дома переходят на более удобный язык, а своим родным начинают пользоваться меньше и меньше, их дети меньше слышат этот язык. А потом — поколение за поколением, и язык умирает, — говорит эксперт.
Профессор Института русского языка Российской академии наук Анатолий Баранов также рассказывает, что потеря малых языков в стране связана с их бесперспективностью в использовании, а также с вымиранием народов и их ассимиляцией с другими, более крупными.
— Попадая в другое иноязычное окружение, становясь его частью, они понимают, что говорить на родном языке у них нет перспектив. Более социально значимый язык дает больше преимуществ для детей, для юношей, для тех, кто учится, кто рассчитывает на карьеру, — говорит Баранов.
Специалисты Института языкознания Российской академии наук назвали среди причин умирания языков стремление родителей защитить детей от реальной опасности. Например, во время Великой Отечественной войны, когда немецкие и финские войска оккупировали Ленинградскую область, жившие там народ водь, ижорцы и ингерманландские финны были увезены в Финляндию и вернулись оттуда только после окончания войны.
— После этого в водских семьях перестали говорить с детьми по-водски, чтобы те случайно не заговорили по-водски на улице и всю семью не обвинили бы в шпионаже в пользу Финляндии. В то время это была вполне реальная угроза. В результате сегодня среди води никто из родившихся после войны не владеет водским языком, — рассказали специалисты.
Также, по мнению ученых, причинами исчезновения редких языков является то, что носители менее распространенных языков, как правило, выучивают языки более престижные и распространенные, с которыми связаны получение образования, хорошо оплачиваемая работа, продвижение по службе, и становятся двуязычными. По их словам, иногда родители решают воспитывать детей на языке большинства просто потому, что считают, что именно этот язык будет важен детям в будущем, а этнический язык этому усвоению будет только мешать.
— Иногда дети усваивают этнический язык в семье, но отказываются от него, пойдя в школу. Когда-то в школах и школах-интернатах по всему миру ученикам запрещали говорить на своем родном языке. Считалось, что это делается, чтобы дети быстрее усвоили язык большинства. Для детей это было большой психологической травмой, которую они запоминали на всю жизнь. После этого многие отказывались говорить на своем языке, окончив школу, и принимали решение не передавать этнический язык своим детям, вспоминая свои школьные годы, — говорят специалисты.
Сегодня в школах большинства стран нет таких запретов, но механизм языкового сдвига в группах носителей редких языков запущен, а чтобы остановить его, требуются специальные усилия.
Спасают?
В России в детских садах и младших школах дети могут получать образование на 24 языках коренных народов, говорит Осадчий. Это позволяет спасти уникальные языки от исчезновения. Однако система, по словам эксперта, выстроена нерационально.
Как говорит Осадчий, в младшей школе дети учатся с упором на родной язык, а русский задвигается на второй план «с расчетом на то, что они все равно его освоят, ведь живут в России». Но именно в младшей школе дети способны с легкостью изучить любой язык, а когда становятся немного старше, это уже выходит проблематичнее.
— Если в детском возрасте не освоить русский язык должным образом, то во взрослом возрасте человек не избавится от проблем с акцентом, ошибок, которые будет делать всю жизнь. А значит, у него будут проблемы, начиная с ЕГЭ и заканчивая карьерными перспективами, — говорит Осадчий.
Как рассказали специалисты Института языкознания, детские сады или даже ясли с полным погружением в язык, которые называются языковыми гнездами, показывают себя самым действенным методом сохранения и оживления редких языков. По их словам, ребенок с легкостью усваивает и язык большинства от родителей, и язык своих предков в языковом гнезде.
— В нашей стране успешным примером организации языкового гнезда является карельское языковое гнездо в селе Велдозеро (Республика Карелия), — отмечают специалисты.
Ученые говорят, что для сохранения знаний, полученных в таких дошкольных учреждениях, очень важно, чтобы в школе были уроки редкого языка, усвоенного детьми, была преемственность обучения. Они отмечают, что сегодня отличной площадкой для использования и даже для изучения редких языков становится и интернет.
По словам специалистов института, для сохранения языков также необходимо разъяснять всем от мала до велика ценность языкового многообразия. По мнению ученых, многоязычие — это достояние страны и ее граждан, да и всего человечества.
— Знакомство с языками и культурами страны стоит начинать с детского сада и продолжать на протяжении всего школьного обучения и за его пределами. Необходимо объяснять, как важен язык для нашего видения и понимания мира, рассказывать, что усвоение каждого нового языка — это получение нового взгляда на мир и новых жизненных перспектив. Разъяснять преимущества многоязычия в сравнении с одноязычием чрезвычайно важно, так как это позволит родителям учеников не бояться «лишней» нагрузки, говоря с детьми дома не на языке школы, — отметили в институте.
Специалисты добавили, что с ребенком до 3–5 лет достаточно просто говорить дома на родном языке, чтобы он без всяких усилий начал на нем общаться, и не ждать, что родному языку научат в школе. По их мнению, государственный язык необходимо изучать не вместо редких языков, а вместе с ними.
Кроме того, сегодня существует еще один метод сохранения языка. Он называется «мастер — ученик» и заключается в том, что молодой или средних лет человек начинает интенсивно общаться с пожилым носителем редкого языка, помогая ему по хозяйству, участвуя во всех его делах и обучаясь у него языку.
— Таким образом, язык усваивается представителем более молодого поколения, а дальше его дело — обучить языку других. Для поддержки и ревитализации (восстановление, оживление — прим. «ВМ») языка необходимы, с одной стороны, горячее желание, а с другой — знания и умения, чтобы усилия не пропали даром, — отметили специалисты института.
Затормозить исчезновение языков, конечно, позволяет, по словам Баранова, языковая политика государства. Однако шанса на вечное поддержание жизни языков малых народов нет.
— Если, например, требуется, чтобы чиновники сдавали экзамен на соответствующем языке коренного народа данного субъекта Российской Федерации, то это, конечно, поддерживает в какой-то мере соответствующий язык. Но это мера паллиативная. С течением времени так это все и помрет, — сказал ученый.
По его словам, редких и уникальных языков в стране не останется уже через два–три поколения. Он уверен, что они «обречены и иллюзий по поводу их спасения не стоит испытывать».
— И эта не злая воля. Так устроена экономическая жизнь в современном мире. Это совершенно естественный процесс, — говорит Баранов.
Также он отмечает, что жизнь многих стоящих на грани исчезновения систем общения поддерживают люди, которые объединены национальной идеей и передачей своих знаний из поколения в поколение.
— Люди, которые изучают, например, якутский и живут там, считают, что нужно сделать все, чтобы сохранить свой язык. И если они говорят на этом языке, он остается. Однако, независимо от того, как вы говорите дома, социальная жизнь берет свое: школа, университет, работа — общение на русском языке, — добавляет ученый.
Судьба русского
В ближайшие 100–200 лет задумываться о судьбе русского языка как исчезающего точно не стоит, говорит Осадчий. Он слишком крупный. Сегодня на нем говорят свыше 200 миллионов человек по всему миру, хотя это меньше количества, наблюдавшегося в советское время: тогда русскоговорящих было более 300 миллионов граждан.
— Тем более есть страны, в которых русский является государственным. В совокупности это очень большая популяция. И такой крупный язык в перспективе на 100–200 лет исчезнуть не может, — говорит эксперт.
По его словам, тревожным сигналом для русского языка является качество его контента. Как говорит Осадчий, в последнее время российские ученые все реже издают свои труды на русском, а все чаще — на английском. Конечно, при публикации на последнем языке повышаются шансы на большее количество прочтений, цитируемости. Однако это влияет на качество контента языка: он перестает быть языком науки.
— Ученых трудно винить в таком выборе. Они руководствуются прозрачным и логичным в своем выборе. Но так или иначе это очень сильно вредит нашему языку, который утрачивает статус языка науки. А это очень важно — быть резервным языком знаний, — говорит Осадчий.
Он добавляет, что в вопросе конкурентоспособности языков важно не количество их носителей, а качество контента.
Баранов также отмечает, что об исчезновении русского пока говорить не приходится. Ни политическая, ни экономическая, ни социальная ситуация не позволяют сегодня переживать о его жизнеспособности в ближайшие столетия. Однако это может поменяться.
— На Дальнем Востоке усиление китайского экономического влияния привело к тому, что китайский начинает функционировать в некоторых областях. Например, в бизнесе, — заключает Баранов.
«Откат к великому могучему русскому языку нам не грозит» Почему россияне массово забыли про грамотность и перестали обращать внимание на ошибки
Фото: Александр Коряков / «Коммерсантъ»
С тех пор как новые законы вежливости запрещают вторгаться в личное пространство человека при помощи спонтанного телефонного звонка, а письменная коммуникация стремительно вытесняет устную, кое-что изменилось и в отношении к правилам грамматики. Если раньше человек стеснялся ошибок в собственной устной и письменной речи, то теперь надлежит стесняться эти ошибки замечать у других. А если заметил — держать эту информацию при себе, чтобы не завоевать репутацию грубияна и блохолова. О том, как правила коммуникации влияют на правила грамматики, с лингвистом, профессором НИУ ВШЭ и РГГУ Максимом Кронгаузом побеседовала обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова.
«Лента.ру»: В обиходном общении письменная речь почти вытеснила устную. Послать сообщение удобнее, быстрее, опять же дешевле. Как это может отразиться на языке при условии, что не все пишущие — филологи, а у некоторых еще в школе грамотность хромала?
Максим Кронгауз: Вы об этом говорите в будущем времени, а все уже отразилось. Вы правильно употребили слово «дешевле». Но не только в денежном смысле. Главное, что произошло за последние несколько десятилетий: рокировка устной и письменной речи в смысле их ценности. Это фундаментальная вещь, которая изменила коммуникацию и, как следствие, язык.
Фото: Евгений Одиноков / РИА Новости
В эпоху до интернета ценность письменной речи была значительно выше речи устной. Устная речь была обиходна — мы постоянно вступали в диалоги или, говоря совсем просто, болтали друг с другом. Конечно, если быть педантом, то можно найти примеры и более архаичных письменных разговоров. Это не переписка, потому что переписка подразумевает главным образом обмен монологами плюс некоторые вопросы. А вот перебрасывание записочками в школе во время урока — это вполне письменный разговор.
Переписка на партах, на дверях туалетов.
Кто-то в этот ряд включает и переписку на берестяных грамотах. Но примеров письменной болтовни все же немного.
Интернет эту ситуацию перевернул. В нем сразу появились зоны для болтовни. Слово «болтовня» я использую сознательно, чтобы усилить эффект, хотя слова «разговор» или «беседа» тоже бы подошли. И это привело к важным изменениям.
Во-первых, оказалось, что письменная речь к этому не очень приспособлена. Она сухая, в ней нет мимики, жестов, интонации. Мы стали ее менять под свои нужды. Самое большое достижение в этой области — смайлики. Вообще все, что происходит в интернете с письменной речью, направлено на ее оживление, на то, чтобы приспособить ее к живой беседе.
И второе — письменная речь стала терять цену. Чем больше она теснила речь устную — тем быстрее она обесценивалась. И именно тогда произошла эта рокировка. Сегодня устная коммуникация ценнее письменной. И та сложность, с которой мы договариваемся об устной беседе, показывает, насколько это свершившийся факт. Письменная речь не стоит ничего: написать сообщение мы можем легко, а позвонить, ответить на звонок, поговорить — это проблема. И это основополагающие изменения.
Видно, как главное устройство, приспособленное именно для устной речи, — телефон — почти перестало быть устройством такого применения. Он одинаково обслуживает устную и письменную речь и вообще стремится к универсальности.
Можно заметить, как изменился этикет в соцсетях. Когда-то люди стеснялись ошибок в речи. Иногда, желая унизить собеседника, оппоненты им на них специально указывали. Теперь, особенно в тематических группах, модераторы банят тех, кто поправляет топикстартеру грамматические ошибки. Получается, что вежливость и желание общаться победили грамматику. Как, с вашей точки зрения, вал неправильной письменной речи повлияет на язык в перспективе?
Вот снова вы пытаетесь затащить меня в будущее время, а все уже произошло. Мы говорим о свершившимся факте. В эпоху, когда мы стали письменно общаться, столкнулись две вещи: потребность в коммуникации и стыд за ошибку, который вдолбили нам в голову в советской школе. Сделать ошибку было очень стыдно. Было ясно, что победит что-то одно: либо мы откажемся от спонтанной коммуникации и будем писать грамотно, но мало, проверяя каждую букву; либо мы будем свободны в своей коммуникации, но утратим стыд, потому что неизбежно будем часто делать ошибки. Причем все — и безграмотные люди, и, условно говоря, филологи и лингвисты. Потому что при спонтанном общении мы себя не перепроверяем.
Я иногда потом перечитываю и правлю, если уж совсем руки за мыслью не поспели, но не всегда.
Это если есть такая возможность. Не все платформы это позволяют. В этом столкновении никакого шанса у стыда не было, потому что коммуникация нам важнее языка. И она победила.
Фото: Николай Хижняк / РИА Новости
Это связано и с категорией ценности в том числе. Когда для нас была ценнее письменная речь, мы ее культивировали. Она играла более важную роль, чем речь устная. В устной речи нам позволялись разные огрехи, мы могли говорить стилистически не очень выверенно. А письменную речь мы полировали, писали всякие упражнения вроде сочинений. К письменной речи относились как к явлению культуры, было важно, чтобы она была безупречна.
Сегодня, как я уже сказал, это перевернулось, и следить за обиходной письменной речью мы не готовы. И в этом смысле престиж грамотности неизбежно уменьшится. Может быть, не до конца, мы ведь временами видим по тому, как человек пишет, что общаться с ним не стоит. То есть мы оцениваем человека в том числе исходя из его грамотности.
То есть грамотность из нормы (не всегда достижимой, но желательной) превратится в черту речевого портрета человека?
Ну, это вы сильно полемически заострили. Смотря о какой грамотности вы говорите. Если об орфографической и пунктуационной, то да. Слово «норма» мне в этом контексте не нравится, но можно сказать, что такая грамотность перестала быть постоянно оцениваемой. Когда комментатор в соцсетях делает кому-то замечание, а его банят за бестактность — это хороший пример. Вы не должны все время оценивать чужую грамотность, не должны ловить блох, вы должны общаться.
Стала ли при этом грамотность индивидуальной характеристикой человека? Отчасти, но не обязательно. По устной и письменной речи мы, конечно, получаем информацию о человеке, особенно если мы наблюдательны. Но это не связано с тем, что грамотность перестала быть нормой. Просто отступлений стало больше, и мы их видим. Чем человек грамотнее, тем труднее оценить его особенности. Речь грамотного человека труднее поддается оцениванию, чем речь человека, допускающего ошибки. Неправильности, отклонения всегда что-то сообщают о говорящем. Они всегда информативнее, чем следование норме.
А как этот корпус свободной от правил письменной речи влияет на формальный язык? Границы ведь неизбежно должны размываться. Например, гораздо более вольным стал язык СМИ, и уж тем более блогов.
Очевидно, что как письменные, так и устные высказывания стали более свободными, потому что доступ к общественной площадке или микрофону появился у большого количества людей. Сегодня написать пост, записать подкаст или видеоролик может любой человек. Чем журналист отличается от блогера, если они рассказывают об одних и тех же новостях на примерно одну и ту же аудиторию?
Фото: Александр Петросян / «Коммерсантъ»
Это означает, что сегодня в публичном пространстве мы слышим гораздо больше неформальной речи. Не в смысле неправильной. Иногда она вполне правильная, иногда более интересная, чем речь просто грамотного журналиста. «Неформальной», то есть не стиснутой какими-то правилами, и это не обязательно правила грамматики или стилистики. Свободы в речи стало гораздо больше. И это, разумеется, влияет на речь СМИ. Журналист начинает «завидовать» блогеру и тоже говорит свободно и весело.
Впрочем, это все случилось не сейчас, а еще в 1990-е, но интернет внес большой вклад в этот процесс.
Если я себе правильно представляю процесс, то язык развивается вопреки правилам и благодаря ошибкам. «Кофе» среднего рода, «довлеть» в значении «преобладать», «твОрог», «фольгА» и прочее когда-то были неправильностями, а теперь кодифицированы как норма.
Ваша модель абсолютная. Так бывает далеко не всегда. Бывают разные тенденции. Некоторые из результатов этих тенденций признаются нормой. Кодификация языка, то есть создание литературного языка, заключается в том, что вводится понятие нормы, то есть из ряда существующих вариантов один признается правильным. Иногда второй допустимым. Новый вариант может появиться, а потом исчезнуть. Иногда он вступает в конкуренцию с нормой. А иногда ее даже побеждает.
Скажем, неумение склонять числительные — тенденция очень давняя. Предположу, что склонение числительных вызывало трудности на протяжении всей истории русского языка. Но эта тенденция не доходит до конца и к отмене склонения числительных не приводит.
Судьба разных тенденций складывается по-разному. Некоторые ошибки просто исчезают. Скажем, давно не встречал ударение пОртфель и шОфер. Возможно, эти ошибки уже ушли из языка. Я не проверял, но не удивлюсь, если это так.
И тем не менее слом языковых границ и норм — мощный уникальный катализатор развития языка. Каковы последствия?
Об интернет-среде, конечно, можно говорить как о катализаторе. Огромную роль играет скорость распространения информации. Следствием становится и скорость изменения языка. Сейчас он действительно меняется быстрее. Это совсем очевидно в лексическом смысле: появляется много новых слов, и некоторые из них так же быстро исчезают.
Появилось особое явление, которое мы называем мем. Его аналоги мы можем найти в истории словесности — крылатые выражения, клише. Но мем в интернете — особое явление именно из-за скорости существования. Есть много мемов-однодневок: срок их жизни — ну, день, ну, ладно, неделя. Жизнь языка ускорилась.
Есть еще один уникальный момент: перед нашими глазами проходит много речевых образцов, и они в среднем существенно менее грамотны, чем прежде. Потому что письменная речь, которая проходила перед глазами советского человека, испытывала воздействие редактора и корректора. Сейчас перед нами множество образцов далеко не образцовой речи, прошу прощения за каламбур. В результате зрительная память фиксирует ошибочное написание, сбивается прицел.
Фото: Олег Литвин / ТАСС
Что с этим делать? Ничего. Скажем, когда вам нужно написать дочери, где взять обед, вам что важно? Накормить ребенка или явить ей безупречный образец письменной речи? Первое, так ведь?
Отсюда принцип — писать нужно с той степенью грамотности, которая не мешает коммуникации. Так что если ничего не изменится в техническом смысле, нам не грозит в ближайшее время совершить откат к великому могучему русскому языку — языку (а точнее, нам) это просто невыгодно.
И что будет? Облегчение правил орфографии и пунктуации, например?
А все уже произошло. Уже работает принцип: лишь бы было понятно. Вы можете пропускать знаки препинания, ставить смайлики. Грамматика уже облегченная. Влияет ли это на более строгие пространства? Например, на СМИ? Отчасти влияет.
Это влияет и на то, как мы пишем в официальных ситуациях. Хотя, если я пишу научную статью, я пытаюсь держать себя в руках. Если раньше небрежность относилась к устной речи и ее трудно было перепутать с научной статьей, то сейчас это все касается письма.
Ну хорошо, давайте поговорим о явлениях совсем свежих: дистант — крайняя степень неличного общения. Какие языковые и коммуникационные вещи он заострил?
Воцарилось новое коммуникативное пространство — видеосвязь. Тимур Бекмамбетов когда-то придумал киножанр, который назвал «скринлайф». Я бы, оглядываясь на него, сказал, что появилась «скринкоммуникация», которая распространилась чрезвычайно. И правила речевого поведения и поведения во время речи отличаются от того, что было до пандемии, хотя понятно, что по видеосвязи все общались и раньше. Но не так.
Переход от очного общения к экранному содержит сложности. Понятно, что у экрана человек чувствует себя гораздо комфортнее, чем в публичном пространстве. Многократные шуточки по поводу отсутствия брюк все помнят. Человек следит не за всем телом, а только за той его частью, которую видно камере, то есть головой. Он дома, а его говорящая голова находится в публичном пространстве. Был такой фантастический фильм — «Суррогаты», в котором люди сидели дома и управляли роботами, которые, собственно, ходили на работу, на приемы, общались и жили. Так и мы отчасти превратились в говорящие головы, причесанные и накрашенные, которые в некотором смысле покинули свои тела в трениках и тапочках и отправились в публичное пространство: на совещания, на лекции и уроки и даже на вечеринки.
Фото: Aleksei Koldunov / Alamy / Diomedia
Но есть и недостатки — меньшая эмоциональность, меньшая близость. Этого тоже многим не хватает. Непонятно, что такое смотреть в глаза собеседнику, потому что невозможно смотреть в глаза человеку на экране, особенно если людей несколько. Думаю, что будет еще изучаться, как люди переходят из одного формата в другой и как будут возвращаться обратно. И насколько мы вернемся. Когда этот период полностью пройдет, мы увидим последствия в изменении коммуникации.
Скажем, до пандемии я много путешествовал по профессиональным надобностям, в месяц у меня было от двух до четырех поездок. За последний год я съездил в одну командировку — прочел публичную лекцию в Туле. Я перешел на формат удаленной коммуникации. Теперь с некоторым ужасом думаю о том, как вернусь к привычному режиму. С одной стороны, мне не хватает его. С другой — я становлюсь старше, мне многое труднее, а простота, с какой я могу выступить в любой точке мира, не вставая с домашнего кресла, — это большой соблазн. И эта проблема не только моя. Веселее общаться в жизни, но комфортнее общаться на экране.
Так что мы с этим останемся. Другое дело, что мы пока не понимаем, в каких долях. Но к старому очно-разъездному типу общения мы точно не вернемся.