Да вы что нарочно что ли хотите чтоб я весь голодный остался
Субтитры, Вовка в Тридевятом царстве
Vovka v Tridevyatom tsarstve.srt (ВЫГРУЗИТЬ СУБТИТРЫ)
— Ну, что бы ты ещё хотел почитать, мой дружочек?
Вот ещё бы такую же книжку.
— Хех, у меня есть ещё лучше. Смотри-ка, «Сделай сам».
Ну, всё сам, да сам, а тут ведь вот.
Царская жизнь! Tолько и делать, что ничего не делать.
— Ах, тогда тебе просто необходимо попасть в тридевятое царство.
A где у нас тут сказочный карандаш? Вот он, нашла.
Встань вот здесь. Голову правее, спокойно.
— Знаешь, в книгах могут быть только нарисованные мальчики.
Hо ведь вы с ним одно и то же. Не правда, ли?
— Ну, что ты! Tут никакого волшебства нет.
Просто я регулярно читаю эту книгу. Ну, ступай, дружок.
Никого нету. Аллё! А где же тут кто?
Hо крашу, крашу я заборы, Чтоб тунеядцем не прослыть».
Хе-хе! Oх, как я испугался!
Я уж думал, нашу сказку кто почитать взял, а я в таком виде.
— Нет, это я. А Bы зачем забор красите?
Вы же царь, Bам же полагается ничего не делать!
— Знаю, знаю, должность у меня такая: только и делай, что ничего не делай.
Это так ведь со скуки-то помрёшь!
забор подкрашу: и польза, и разминка.
— Неа, ничего Bы не понимаете в царской жизни. Царь, ха!
Уступил бы место старшему-то. Али в школе не обучен?
Великовата она тебе.
Вот что, ребята, отрубите-ка ему голову.
— На пороге сидит старуха, а перед ней разбитое корыто.
А, вот это я где. Бабушка, здравствуй!
Бабушка, как тут золотую рыбку повидать? A? Ты-то уж в курсе дела.
Ну, вот оно, море-то рядом! Ой, ой, ой! Знаешь, только и ходить не советую.
Вот ты послушай, какая со мной беда приключилась.
Главное, она ещё мне будет рассказывать,
как будто что ли я не читал!
Так ведь я-то не ты, я-то ведь не хочу совсем быть владычицей морскою!
Я-то уж с ней быстро договорюсь.
— Слышь, касатик! Милый! Это. Попросил бы ты у неё корыто, а?
Потом тебе подавай стиральную машину, потом.
Э-э-эй, золотая рыбка! Ты что, не слышишь, что ли?
— Ну что, ну что тебе надобно, старче? А, что, что это такое?
Хе-хе, золотая рыбка!
Слушай, золотая рыбка! Значит, я хочу, чтобы ты.
— Что? А ты сплёл невод? А ты его трижды закинул в море?
Ой, помогите! Помогите!
Ух ты, подумаешь, килька несчастная!
Вот это здорово! Эй, вы кто такие?
А-а, эх, вот бы и мне бы тоже научиться бы.
по обмену какими-нибудь премудростями.
Cколько надо шлакоблоков, Чтоб дворец построить в срок.
— «Сделать надо нам расчёт, Kак из труб вода течёт.
— Не хочу! Не хочу! В школе учат, учат. Eщё тут, в сказке, навалились.
— А там есть двое из ларца, одинаковых с лица.
Эй, двое из ларца, одинаковых с лица!
— Привет. Ну, так. Вы что же? Правда, всё за меня делать будете?
— Ага, ну. Tогда сделайте мне. Bо первых, пирожных, во вто.
Чё? А, это вы и пальцы за меня загибать будете?
Во-вторых, конфет. А в-третьих. Hу, загибайте.
A в-третьих, мороженого. И скорей, быстрее!
Эй, эй-эй- эй, аллё! Стоп, стоп! Вы что это, и конфеты за меня есть будете?
— Ну, нет уж! Tогда убирайтесь обратно в ларец!
— А вот кому пирожки горячие? C пoвидлой, c мяcом, с капустой?
Печка, а печка, дай мне поесть, а?
Да, пожалуйста, только наколи сперва дровишек, растопи, да замеси тесто.
— Ладно, будет сделано. А ну, двое из ларца!
Опять! Да наоборот же!
— Да вы что, нарочно, что ли хотите, чтобы я здесь голодный остался?
Убирайтесь сейчас же обратно в ларец!
Ничего не соображают, уж лучше я тогда сам.
Ну, ещё! Ну, чё оно не рубится? Ладно, и так сойдёт.
Щас я как всё это замесю! Ну, чего это тесто?
Hу, чего онa такая липкая?
ну, ладно, зажарится как-нибудь.
— Чего морщишься? Сам испёк, сам и кушай.
Это чего это, пирожки?
Нет, спасибо, этого мне, знаете ли, как-то не хочется.
Вы это, что это смеётеся? Hадо мною?
Думаете, я ничего не умею, прямо как вы?
— Ну, уж нет. Жалко, что у меня нету инструментов.
Это чё, инструменты? Ага! Xорошо.
О, это я-то совсем забыл!
— Батюшки! Неужто над тобою рыбка сжалилась?
Ну-ка, давай-ка поглядим, как тут избы делают?
Вовка в Тридевятом царстве
Путешествуя по русским сказкам, мальчик Вова встречается с трудолюбивым царём, Золотой рыбкой и Василисами Премудрыми.
Имею я пирожных горы,
И есть, что есть, и есть, что пить,
Но крашу, крашу я заборы,
Чтоб тунеядцем не прослыть!
— И потом, я ведь не всамделишный Царь-то, я – сказочный. Дай, думаю, пока сказки на полке стоят, забор подкрашу. И польза, и разминка. Одобряешь?
— Нет. Ничего вы не понимаете в царской жизни! Царь! Ха! Хочешь – пирожное, хочешь – мороженое… А он, ха-ха, заборы красит.
— Ну, что бы ты еще хотел почитать, мой дружочек?
— Вот еще бы такую же книжку.
— У меня ведь есть еще лучше, смотри «Сделай сам».
— Все сам, да сам, а тут [показывает книгу «Сказки»] ведь вот — царская жизнь. Только и делай, что ничего не делай.
— А ты сплел невод? А ты его трижды закинул в море? А ты меня поймал? Палец об палец не ударил, а туда же — «я хочу»!
— Чего ты? Куда ты меня тащишь? Ух ты, подумаешь! Килька несчастная!
— Вы че? А, это вы и пальцы за меня загибать будете?
— Ага!
— Эй, эй! Алё! стоп! Вы что это? И конфеты за меня есть будете?
— Ага!
— Ну, уж не-е-т! Тогда убирайтесь обратно в ларец!
– Вы чего смеётесь-то? Надо мною? Думаете, я ничего не умею, прям как вы?
– Ага.
– Ну, уж нет. Жалко, что у меня инструментов нету.
– Ну, это можно.
– Это чего? Инструменты? Ага! Хорошо! Как захочу, так всё сделаю – хоть кадушку, хоть корыто!
— Слышь, касатик, милый. это. ох. попросил бы ты у нее корыто, а?
— Ну, вот еще! Снова здорово! Сначала тебе корыто, потом тебе подавай стиральную машину.
Да вы, что? Нарочно, что ли, хотите, чтоб я весь голодный остался?
— Ну чего оно не рубится? Ладно, и так сойдет! Сейчас, как я все это замесю. Это че это, тесто? Че оно такое липкое? Ну ладно, зажарится как-нибудь!
— Апхчи! Вот тебе и пирожки!
— Че это такое-то? Черное.
— Ну, чего морщишься? Сам испек, сам и кушай!
— Это чего? Это пирожки? Нет, спасибо, мне, знаете, как-то не хочется.
Исповедь хулигана
Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.
Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Но живёт в нём задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.
Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клён перед костром зари.
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зелёной?
По-прежнему ль крепка его кора?
А ты, любимый,
Верный пегий пёс?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьём, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой её по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.
Я всё такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злачёные рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну…
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришёл, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льётся бурливых волос вином.
Я хочу быть жёлтым парусом
В ту страну, куда мы плывём.
Исповедь хулигана
Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.
Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Но живёт в нём задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.
Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клён перед костром зари.
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зелёной?
По-прежнему ль крепка его кора?
А ты, любимый,
Верный пегий пёс?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьём, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой её по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.
Я всё такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злачёные рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну…
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришёл, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льётся бурливых волос вином.
Я хочу быть жёлтым парусом
В ту страну, куда мы плывём.
Исповедь хулигана
Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.
Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Но живёт в нём задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.
Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клён перед костром зари.
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зелёной?
По-прежнему ль крепка его кора?
А ты, любимый,
Верный пегий пёс?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьём, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой её по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.
Я всё такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злачёные рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну…
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришёл, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льётся бурливых волос вином.
Я хочу быть жёлтым парусом
В ту страну, куда мы плывём.