дело было так я сидел курил табак подошел ко мне татарин меня по уху ударил
Дело было так я сидел курил табак подошел ко мне татарин меня по уху ударил
Энциклопедия лучших игр со словами и цифрами
(составитель – Дарья Нестерова)
В этой книге собраны самые интересные игры, в которые вы можете играть как в компании друзей, так и в одиночку. Большинство этих игр развивает смекалку, расширяет кругозор, а также учит логически мыслить.
Разумеется, в настоящее время, когда почти у каждого человека есть домашний компьютер и различные игровые приставки, интерес к литературным и математическим играм у людей несколько угас. Одни игры подобного рода незаслуженно забыты, другие потеряли актуальность.
А ведь такие игры очень увлекательны. В них можно играть не только на дружеской вечеринке и семейном празднике, но и в поезде, автомобиле, автобусе. Для большинства этих игр вам потребуется только лист бумаги и ручка.
Все игры данной категории объединяет то, что в них нужно составлять слова или сочинять стихи.
Такие игры очень интересны и полезны, поскольку развивают память и расширяют кругозор.
Акростих – это стихотворная игра-загадка. Разгадка – фраза или слово, составленные из первых букв всех строк стихотворения. Вариантами этой игры являются мезостих, где загаданное слово зашифровано в середине текста, и телестих, в котором слово получается из последних букв строк.
В эту игру вы можете играть в компании. Вам следует выбрать слово или фразу, а также договориться о времени, в течение которого нужно написать акростих. Выигрывает тот, кто быстрее всех напишет стихотворение.
Акростих был популярен в поэзии Средневековья. В этой игре можно «зашифровать» какую-то основную мысль, которая, как по волшебству, вдруг «проявится» в стихотворении.
Что такое бесконечное стихотворение, пожалуй, знают все. Оно строится «по кольцу» и напоминает змею, кусающую собственный хвост. Такие стихи любят и дети, и взрослые. И не удивительно, что они запоминаются сразу и на всю жизнь.
Одной из самых интересных является поэтическая игра, смысл которой заключается в том, чтобы закончить бесконечное стихотворение (например, всем известная история про жестокого попа, убившего свою собаку за кусок мяса, стихотворение про мокрую ворону или песенка про чучело-мяучело). Стоит отметить, что «бесконечными» могут быть не только стихи. Есть, например, украинская бесконечная небылица, которой уже больше ста лет: «Взлетела сорока на дерево, видит, что выбрался рак из воды и на дерево лезет. Лезет и лезет, лезет и лезет, а сорока смотрит и смотрит, смотрит и смотрит, а рак лезет и лезет. Вот лезет он, лезет, лезет, а сорока смотрит и смотрит. Вот смотрит она, смотрит и смотрит, а рак все лезет и лезет. Лезет он, лезет и лезет…» и т. д.
Попробуйте закончить эту небылицу или любое другое бесконечное литературное произведение. В эту игру вы можете играть в компании. Вам следует заранее выбрать бесконечное стихотворение, а также назначить время, в течение которого каждый игрок должен придумать оригинальную подходящую по смыслу фразу, которая сделает произведение законченным по смыслу.
Песенку про чучело-мяучело можно закончить словами: «Чучело-мяучело, ты меня замучило!».
Дело было так я сидел курил табак подошел ко мне татарин меня по уху ударил
Здесь не происходит «приращения» с помощью новых слов типа Отстань!, не используется и формула «приращения»: Ты говоришь: отстань, я говорю: отстань. Новое звено, казалось бы, дословно повторяет ранее прозвучавший текст, и все же это не повторение, а действительно продолжение. Его можно было бы сравнить с погружением в бесконечную глубину того пространства, которое открывается в образах книги, надписи, слова, мысли: … И надпись написал, что У попа была собака… В землю закопал и надпись написал, что…; Шли дети по дорожке, Нашли книжку, А в той книжке было написано: Шли дети по дорожке…; Дело было вечером, Делать было нечего, Мы сидели за столом, Пили чай с молоком. Вдруг пришел городовой/милиционер, Спрашивает: — В чем дело? Дело было вечером…; …Идут, идут три курочки, А я один сижу на тротуаре. Сижу, гляжу: Идут, идут три курочки…
Ключевой образ сказки — создаваемый (или найденный) текст, письменный или устный: И надпись написал, что; Спрашивает: — В чем дело? Дело было вечером. Иллюзия бесконечного погружения в такой текст возникает благодаря приему «рассказ в рассказе»: Дело было так: Я сидел курил табак. Подошел ко мне татарин, Меня по уху ударил…Староста, староста, Рассуди, пожалуйста. Дело было так…
Возникает зависимость от текста сказки, который приобретает все большую инерцию движения, и остановить его просто даже рассказчику: В книжке было написано, что в книжке было написано, что в книжке было написано… Ср. с языковыми формулами типа Я думаю, что я думаю, что я думаю…; Я говорю, что я говорю, что я говорю…
Повторение звеньев напоминает бесконечный проход по коридору: открываются двери, за которыми такой же коридор и такие же двери, за которыми такой же коридор…
Свойственных «нечистой», антикультурной природе докучных сказок «грубых» слов здесь нет, но есть «грубые» действия: поп убивает собаку, старуха цапает за брюхо, татарин по уху ударил и др. В 4.2 есть и «страшилки»: Ваня в стульчике стоял, воду ковшиком черпал, Стульчик вдруг под ним сломился, Он в ушате очутился. О, придите Ваня может утонуть: Он на стульчике стоял, Воду ковшиком черпал…
Мария КОВШОВА
© «РУССКАЯ ЖИЗНЬ»
Редакционный совет
Ирина АРЗАМАСЦЕВА
Юрий КОЗЛОВ
Вячеслав КУПРИЯНОВ
Константин МАМАЕВ
Ирина МЕДВЕДЕВА
Владимир МИКУШЕВИЧ
Алексей МОКРОУСОВ
Татьяна НАБАТНИКОВА
Владислав ОТРОШЕНКО
Виктор ПОСОШКОВ
Маргарита СОСНИЦКАЯ
Юрий СТЕПАНОВ
Олег ШИШКИН
Татьяна ШИШОВА
Лев ЯКОВЛЕВ
«РУССКАЯ ЖИЗНЬ»
«МОЛОКО»
СЛАВЯНСТВО
«ПОЛДЕНЬ»
«ПАРУС»
«ПОДЪЕМ»
«БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ»
ЖУРНАЛ «СЛОВО»
«ВЕСТНИК МСПС»
«ПОДВИГ»
«СИБИРСКИЕ ОГНИ»
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
XPOHOC
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА
Мария КОВШОВА
У попа была собака
О лукавой поэтике докучных сказок
Многие исследователи рассматривают докучную сказку как пародию, причем не на смысл, а на установившиеся нормы сказочной техники: на зачины, присказки и концовки, на такие формульные принципы сказки, как повторяемость ее структурных элементов и т.п. [Никифоров 1932; 1961].
Жил-был царь Ватута и вся сказка тута. Стоит домишка пряничный, Изюмом разукрашенный, Блестит при свете месяца. Дверь из леденца, Не сказать ли с конца. Протекает речка, Через речку мост, На мосту овечка, У овечки хвост, На хвосте мочало, Рассказать сначала.
Жил-был царь Додон, Обос…ал себе ладонь. Жил-был Тороча, У него одна нога короче; Шел он в гумно, ступил в г…но. Кто просил сказку рассказать, Тому слизать. Расскажу тебе сказку, Как дед нас…ал в коляску И поставил в уголок, Чтоб никто не уволок *.
Непристойность докучных сказок не объяснить лишь присущей народной речи (или речи подростков, в среде которых и бытуют такого рода сказки) грубостью. Как представляется, само желание обмануть, рассказать «ненастоящую» сказку переводит человека из мира культуры в мир антикультуры, настраивает его на антиповедение, включающее и такую цель, как одурачить слушателя, поставить в глупое положение, поиздеваться над ним.
Что же такое текст докучной сказки, как он организован, как проявляется обманная, лукавая природа докучной сказки в ее композиции, в системе сюжетов, образов и персонажей?
1. Неоправданно короткие.
Это сказки, которые состоят только из начала и конца, а срединная часть в них отсутствует. Начало может быть а) кратким («Жил-был»; иногда в виде вопроса «Рассказать тебе сказку?») или б) по-волшебному пышным, состоящим обычно из двух разных зачинов типа «В некотором царстве» и «Жили-были», что позволяет технически удваивать начало текста. Ср.:
а) зачины разных сказок: Жили были дедушка да бабушка…; Рассказать сказку про гуся?…
Конец может быть обозначен и привычными сказочными формулами: Жили были два гуся, Вот и сказка вся; Жил-был старик. У старика был колодец, А в колодце то ялец: Тут и сказке конец.
Персонажами неоправданно короткой сказки (главными или второстепенными) могут быть: старик со старухой, дед да бабка, их три сына, дед/старик, старушка, царь с царицей, царь Ватута, Тута и Ватута, царь Артауз/Картавус, царь Додон, царь Тороча, царь Ипат, купец со своим слугой; гусь/два гуся, лось, сивое порося, три свиньи, белый бычок, бык, лиса, два павлина, щука да елец, рак, мухи с комарами и нек. др.
Наличие бранных слов, формульных заклинаний на границе текста, когда рассказчик «выходит» из пространства сказки в реальную действительность (прямое обращение к слушателю), представляется неслучайным. Это сравнимо с использованием бранной (обычно матерной) лексики в функции оберега при, вероятно, иллюзорном общении с покойником, привидением, чертом, колдуном и т.п. Грубые концовки докучной сказки являются своеобразными маркерами на границе «своего» пространства, «нашего», «безопасного», «гармонически организованного», и «чужого», в котором живут колдун, черт и покойник.
2. Неоправданно незаконченные.
Бесконечность второго типа докучной сказки создается открытостью ее конца. Технический прием состоит в том, что ход сказочного действия, его время, способное в обычной сказке замедляться или волшебным образом ускоряться, соединяется с ходом времени в реальном пространстве: рассказчик и слушатель вынуждены ждать, когда две тысячи волов перейдут по одной жердочке мост, и только после этого можно будет продолжить повествование.
Таким образом, сказка сменяется реальностью; в тексте они соединены, а не противопоставлены друг другу. Это соединение происходит на четко маркированной вопросом слушателя границе между художественным пространством и реальностью:
При чтении сказки также возникают ассоциации с Кощеем, бессмертным «костяным стариком», олицетворяющим, наряду с другими, силы зла в славянской мифологии.
Антиповеденческий характер действий «мудреца», который в такой сказке не один год собирает человеческие кости, чтобы построить мост через Киян-море (переход в иное пространство, иной мир?), явным образом вписывается в лукавую поэтику докучной сказки, созвучную «нечистой» ее природе.
Неоправданно повторяющиеся: «маятниковые» и «кольцевые».
В докучной сказке типа 3.1 и 3.2 находит свое отражение мифологическая, циклическая, модель времени, в которой не действует постулат необратимости, поскольку нет противопоставления настоящего, прошлого и будущего. Данные тексты «создаваемые по законам циклического времени», не имеют «категорий начала и конца: текст мыслится как некоторое непрерывно повторяющееся устройство… как непрестанно повторяющийся цикл» [Лотман 1999, 207].
Образуется без начала, без конца круг, кольцо, из которого рассказчик не собирается выходить: Жил был баран да овца, Накосили они стожок сенца, Поставили средь польца, Не сказать ли опять с конца?; Жил-был царь, у царя был двор, на дворе был кол, на колу была мочала, не сказать ли сказочку сначала?; Жил-был царь Дадон, У царя был картон, А в картоне мочала. Не начать сказочку сначала? Жил-был царь Картаус, У него был длинный ус, На ус повесил картуз, На картуз огурец, На огурец свой царский дворец. Во дворце был кол, На колу была мочала. Ево ветром качала-качала, Не рассказать ли вам сказку сначала?* (аллюзии фаллического толка в большинстве текстов 3.1 и 3.2 очевидны).
Сходство внутреннего содержания персонажей докучной сказки (или отсутствие этого содержания вовсе), случайность их появления (благодаря рифме) говорит о том, что все названные действующие лица суть одно и то же, «различные собственные имена одного. Мифологический текст… с поразительной смелостью объявляет одним и тем же сущности, сближение которых представило бы для нас значительные трудности» [Лотман 1999, 208].
Техничность докучной сказки сближает ее с игровым ритуалом; само сказывание становится игровым действом, где один ловит, а другой пытается ускользнуть от словесных сетей сказки-обманки.
Псевдобесконечные («с приращением» и «рассказ в рассказе»).
В типе 4.1 («с приращением») наиболее ярко проявляется игровой характер докучной сказки, когда рассказчик и слушатель в диалоге словно проигрывают небольшую сценку:
Такая сказка длится бесконечно, ее конец отодвигается благодаря приращению звеньев, в которых новой является лишь реплика, поданная слушателем и ловко «вплетенная» рассказчиком в ключевую формулу сказки: Ты: не хочу, да я: не хочу…; Ты говоришь: молчи, я говорю: молчи… А затем повторяется первое и на самом деле единственное звено текста, его начало. «Приращение» текста происходит без «приращения» новых, интересующих слушателя сведений.
В какой-то степени тип 4.1 можно сопоставить с типом 2: в этих сказках «стерта» граница между сказкой и реальностью. Ср.:
Сказка 4.1 по своему бесконечному возврату к началу=концу сопоставима и с типом 3.2 («кольцевая»). Ср.:
тип 3.2: …У царя был картон, А в картоне мочала. Не начать сказочку сначала?;
Отметим также явное сходство докучной сказки 4.1 с играми, которые можно было бы назвать докучными, или «дурными бесконечными». Ср.:
тип 4.1: …Хороша ли моя сказочка? (Хороша.) Ты говоришь: хороша, и я говорю: хороша. Шел мужик по мосту, Нес лапти за поясом, Хороша ли моя сказочка? (Молчание). Ты молчишь. Я молчу. Шел мужик по мосту…
Механизм сказки-игры прост: что бы ни отвечал (что бы ни делал) слушатель в ответ на вопрос-«приставанье» рассказчика, все будет «вплетено» в художественный текст и послужит его бесконечным «приращением». Рассказчик нашел магическую формулу бесконечности, и благодаря этой формуле конец (текста) никогда не наступит, разве что слушатель применит свою «магическую формулу», помогающую при встрече с нечистым, привидением или домовым. (Чтобы прервать возникшую связь между «нашим» и «их» пространством, нужно выругаться по-черному, заклясть «врага» матерными словами.)
И, наконец, последнюю в нашем списке сказку 4.2 можно было бы назвать собственно дурной бесконечной:
Возникает зависимость от текста сказки, который приобретает все большую инерцию движения, и остановить его не так-то просто даже рассказчику: В книжке было написано, что в книжке было написано, что в книжке было написано… Ср. с языковыми формулами типа Я думаю, что я думаю, что я думаю…; Я говорю, что я говорю, что я говорю…
Повторение звеньев напоминает бесконечный проход по коридору: открываются двери, за которыми такой же коридор и такие же двери, за которыми такой же коридор…
Итак, мы рассмотрели разные типы докучной сказки, в которых тем или иным лукавым способом рассказчик подменяет настоящую сказку ненастоящей.
Литература и источники
В.Айрапетян. Герменевтические подступы к русскому слову. М., 1992.
И.Ф.Амроян. Русские докучные сказки. Тольятти, 1996.
А.Н.Афанасьев: Народные русские сказки А.Н.Афанасьева. В 3-х тт. М., 1985.
БРФ: Библиотека русского фольклора. Сказки. Книга 3. Т. 2. М., 1989.
В.И.Даль. Пословицы русского народа. М., 1957.
В.И.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 1.
Д.К.Зеленин. Великорусские сказки Пермской губернии. Пг., 1915.
Ю.М.Лотман. Внутри мыслящих миров. Человек, текст, семиосфера, история. М., 1999.
А.Ф.Можаровский. Из жизни крестьянских детей Казанской губернии. Потехи, забавы, остроты, прозвища, стишки и песни. Казань, 1882.
В.М.Мокиенко (отв.ред.): Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник. СПб., 2001.
Никифоров 1961: Севернорусские сказки в записях А.И.Никифорова. М.-Л., 1961.
Н.Е. Ончуков. Северные сказки. Спб., 1908.
В.Руднев. Морфология реальности. Гл. Текст и реальность. М., 1996.
Ю.С.Степанов. Константы. Словарь русской культуры. Ст. Мир, Ментальные миры. М., 1997.
Записи из личного архива автора по материалам фольклорных экспедиций 1984-1987 гг. «Русские села Татарии» (под руководством проф. Н.И.Савушкиной).
Дело было так я сидел курил табак подошел ко мне татарин меня по уху ударил
Настя. Волки! Чтоб вам издохнуть! Волки!
Актер (мрачно). Аминь!
Татарин. У-у! Злой баба — русский баба! Дерзкий… вольна! Татарка — нет! Татарка — закон знает!
Клещ. Трепку ей надо дать…
Клещ (пробуя гармонию). Готова! А хозяина ее — все нет… Горит парнишка…
Сатин. Теперь — выпей!
Клещ. Спасибо! Да и на боковую пора…
Сатин. Привыкаешь к нам?
Клещ (выпив, отходит в угол к нарам). Ничего… Везде — люди… Сначала — не видишь этого… потом — поглядишь, окажется, все люди… ничего!
Татарин расстилает что-то на нарах, становится на колени и — молится.
Барон (указывая Сатину на Татарина). Гляди!
Сатин. Оставь! Он — хороший парень… не мешай! (Хохочет.) Я сегодня — добрый… черт знает почему.
Барон. Ты всегда добрый, когда выпьешь… И умный…
Сатин. Когда я пьян… мне все нравится. Н-да… Он — молится? Прекрасно! Человек может верить и не верить… это его дело! Человек — свободен… он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум — человек за все платит сам, и потому он — свободен. Человек — вот правда! Что такое человек. Это не ты, не я, не они… нет! — это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет… в одном! (Очерчивает пальцем в воздухе фигуру человека.) Понимаешь? Это — огромно! В этом — все начала и концы… Всё — в человеке, всё для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга! Чело-век! Это — великолепно! Это звучит… гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо! Выпьем за человека, Барон! (Встает.) Хорошо это… чувствовать себя человеком. Я — арестант, убийца, шулер… ну, да! Когда я иду по улице, люди смотрят на меня как на жулика… и сторонятся и оглядываются… и часто говорят мне — «Мерзавец! Шарлатан! Работай!» Работать? Для чего? Чтобы быть сытым? (Хохочет.) Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми… Не в этом дело, Барон! Не в этом дело! Человек — выше! Человек — выше сытости.
Барон (качая головой). Ты — рассуждаешь… Это — хорошо… это, должно быть, греет сердце… У меня — нет этого… я — не умею! (Оглядывается и — тихо, осторожно.) Я, брат, боюсь… иногда. Понимаешь? Трушу… Потому — что же дальше?
Сатин (уходит). Пустяки! Кого бояться человеку?
Барон. Знаешь… с той поры, как я помню себя… у меня в башке стоит какой-то туман. Никогда и ничего не понимал я. Мне… как-то неловко… мне кажется, что я всю жизнь только переодевался… а зачем? Не понимаю! Учился — носил мундир дворянского института… а чему учился? Не помню… Женился — одел фрак, потом — халат… а жену взял скверную и — зачем? Не понимаю… Прожил все, что было, — носил какой-то серый пиджак и рыжие брюки… а как разорился? Не заметил… Служил в казенной палате… мундир, фуражка с кокардой… растратил казенные деньги, — надели на меня арестантский халат… потом — одел вот это… И всё… как во сне… а? Это… смешно?
Сатин. Не очень… скорее — глупо…
Барон. Да… и я думаю, что глупо… А… ведь зачем-нибудь я родился… а?
Сатин (смеясь). Вероятно… Человек рождается для лучшего! (Кивая головой.) Так… хорошо!
Барон. Эта… Настька. Убежала… куда? Пойду, посмотрю… где она? Все-таки… она… (Уходит.)
Татарин поворачивает голову.
Актер (тише). Помолись… за меня.
Татарин (помолчав). Сам молись…
Актер (быстро слезает с печи, подходит к столу, дрожащей рукой наливает водки, пьет и — почти бежит — в сени). Ушел!
Сатин. Эй ты, сикамбр! Куда? (Свистит.)
Входят — Медведев в женской ватной кофте и Бубнов; оба — выпивши, но не очень. В одной руке Бубнова — связка кренделей, в другой — несколько штук воблы, под мышкой — бутылка водки, в кармане пиджака — другая.
Медведев. Верблюд — он вроде… осла! Только без ушей…
Бубнов. Брось! Ты сам — вроде осла.
Медведев. Ушей вовсе нет у верблюда… он — ноздрей слышит…
Бубнов (Сатину). Друг! Я тебя искал по всем трактирам-кабакам! Возьми бутылку, у меня все руки заняты!
Сатин. А ты — положи крендели на стол — одна рука освободится…
Бубнов. Верно! Ах ты… Бутарь, гляди! Вот он, а? Умница!
Медведев. Жулики — все умные… я знаю! Им без ума — невозможно. Хороший человек, он — и глупый хорош, а плохой — обязательно должен иметь ум. Но насчет верблюда, ты — неверно… он — животная ездовая… рогов у него нет… и зубов нет…
Бубнов. Где — народ? Отчего здесь людей нет? Эй, вылезай… я — угощаю! Кто в углу?
Сатин. Скоро ты пропьешься? Чучело!
Бубнов. Я — скоро! В этот раз капитал я накопил — коротенький… Зоб! Где Зоб?
Клещ (подходя к столу). Нет его…
Бубнов. У-у-ррр! Барбос! Бррю, брлю, брлю! Индюк! Не лай, не ворчи! Пей, гуляй, нос не вешай… Я — всех угощаю! Я, брат, угощать люблю! Кабы я был богатый… я бы… бесплатный трактир устроил! Ей-богу! С музыкой и чтобы хор певцов… Приходи, пей, ешь, слушай песни… отводи душу! Бедняк-человек… айда ко мне в бесплатный трактир! Сатин! Я бы… тебя бы… бери половину всех моих капиталов! Вот как!
Сатин. Ты мне сейчас отдай все…
Бубнов. Весь капитал? Сейчас? На! Вот — рубль… вот еще… двугривенный… пятаки… семишники… все!
Сатин. Ну и ладно! У меня — целее будет… Сыграю я на них…
Медведев. Я — свидетель… отданы деньги на сохранение… числом — сколько?
Бубнов. Ты? Ты — верблюд… Нам свидетелей не надо…
Алешка (входит босый). Братцы! Я ноги промочил!
Бубнов. Иди — промочи горло… Только и всего! Милый ты… поёшь ты и играешь, очень это хорошо! А — пьешь — напрасно! Это, брат, вредно… пить — вредно.
Алешка. По тебе вижу! Ты — только пьяный и похож на человека… Клещ! Гармошку — починил? (Поет, приплясывая.)
Песни пятидесятых
Эти песни звучали в моих студенческих и туристских компаниях в пятидесятых годах ХХ века. Их авторы были нам тогда неизвестны, за исключением песен нашего геофаковского поэта и моего однокурсника Валерия Нефедьева. Магнитофонов у нас ещё не было, а прославившиеся впоследствии благодаря записям исполнители этих песен были ещё детьми или вообще пока не родились. Различные варианты этих текстов можно найти в Интернете, в том числе в исполнении разных певцов. Я записал привычные мне версии, которыми дорожу как частью своей биографии. Когда я их перечитываю, в моих ушах звенят голоса моих давно ушедших товарищей. Эти песни публикуются мною на «Стихи.ру» как одно произведение, чтобы большим списком вещей, автором которых я не являюсь, не загромождать перечень моих стихотворений.
Содержание: перечень песен
Батальонный разведчик
Бензин
В далёком Риме
Гвоздь
Жора
Зануда-Сонька
«Как повезло Косому вору Ваньке…»
«Как турецкая шашка твой стан…»
Киса-мурочка
«Когда с тобой мы встретились…»
«Кто позабыл свой отчий дом…»
Отелло и Дездемона
«Пират, забудь про небеса…»
«По ночной Москве идёт девчонка…»
Река-речонка
Садик
«С деревьев листья облетели…»
Сиреневый платочек
Солдатская песня («В чистом поле…»)
Столб
«Ужасно шумно в доме дяди Зуя…»
«Шёл Джонни на свиданье…»
Электричество
«Я женщин всех обожаю…»
————————————-
Я был батальонный разведчик,
А он – писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.
Весь путь от Москвы до Берлина
По трупам один прошагал,
А после больной в лазарете
Два долгие года лежал.
И плакали сёстры, как дети,
Ланцет у хирурга дрожал.
Сосед мой по койке, рубака,
Полковник и дважды герой,
Он плакал, уткнувшись в рубаху,
Скупою мужскою слезой.
Потом нацепил я протезы,
На Курский вокзал покатил.
Красивые крупные слёзы
Кондуктор на литер пролил.
Пролил, усмехнулся, собака,
И всё же содрал четвертак.
Задумался я и заплакал:
Ну, думаю, мать вашу так!
Когда я домой воротился,
Жену свою стал целовать.
Я телом жены наслаждался,
Протез положил под кровать.
Проклятый осколок железа
Натёр мне пузырь мочевой.
Полез под кровать за протезом,
А там – писаришка штабной.
Я бил его в белые груди,
Срывая с него ордена.
Ой, добрые русские люди!
Родимая мать-сторона!
Ой, Клава, родимая Клава!
Ужели тебе всё равно,
Что ты променяла, шалава,
Орла на такое б`рахло!
Орла и красавца мужчину!
Я жрать бы с ним рядом не сел!
Хлестал я по роже скотину
Настолько, что даже вспотел.
Геройское сердце зашлося,
И, бивши его, я упал,
А после больной в лазарете
Два долгие года лежал.
И плакали сёстры, как дети,
Ланцет у хирурга дрожал.
——————————
В современном нашем мире
много есть чудес,
в современном нашем мире
совершён прогресс:
нам в руки дан
аэроплан.
В самолёте гражданин
облетит всех нас,
когда бензина у него
достаточен запас.
Когда ж запас
бензина маловат,
тогда нам бес-
полезен аппарат;
тогда любой пилот
не совершит полёт,
как ни старайся,
без бензина не пойдёт.
Парень девушку любил,
дело шло к венцу,
но однажды заявил
он так её отцу:
«Дашь тысяч пять,
и буду зять».
Старикашка загрустил,
взял себя за грудь:
«Что мне делать, как мне быть,
денег где добыть?»
На камень сел
и так запел:
Старикашка мужем стал
девицы молодой,
её он крепко целовал,
хотя весь был седой.
Но под старость заиметь
потомство захотел,
а его всё нет и нет,
как он ни потел.
Тогда жена ему в ответ:
В далёком Риме
Давно уж спят,
А в шумном баре
Огни горят.
Там развлекаются,
Там наслаждаются,
Танцуют модные фокстроты и танго`.
Один лишь мальчик
В углу сидит,
Его Жанетта
С другим кутит.
Она приветлива
И пьёт кокетливо,
А он о ней, о ней, о ней, о ней грустит.
Зовёт Жанетту
Он на фокстрот,
Жанетта ручку
Ему даёт.
Она танцует,
Его волнует,
И на мотив фокстрота песенку поёт.
«Мой милый мальчик,
Ты не грусти,
Свою Жанетту
Ты не люби.
Ведь там, где женщины,
И там, где пьют вино,
Любовь там продана и пропита давно».
——————————————
Автор слов и музыки – Валерий Нефедьев
Помнишь, помнишь ли ты, как всё это начиналось,
Помнишь, помнишь ли ты, как всё это началось?
Помнишь дерево большое под названием «чинара»
И на росте человеческом огромный ржавый гвоздь.
Я к нему подошёл и за шляпку его взялся,
Я к нему подошёл и за шляпку его взял,
И, подумав о чём-то, очень дико рассмеялся,
И тогда ты сказала, что этого нельзя.
Я умолк, потому, что я очень удивился,
И решил про себя, что не стоит на авось,
И на этом гвозде деловито удавился,
И с тех пор ты не можешь смотреть на этот гвоздь.
———————————————————-
Я с детства был испорченный ребёнок,
На папу и на маму не похож,
Я женщин обожал ещё с пелёнок.
Эх! Жора, подержи мой макинтош!
Я был ценитель чистого искусства,
Которого теперь уж не найдёшь,
Во мне горят изысканные чувства.
Эх! Жора, подержи мой макинтош!
Мне Киев дорог и Одесса-мама,
Когда ж гастроли в Питере даёшь,
Небрежно укротишь любого хама.
Эх! Жора, подержи мой макинтош!
Пусть обо мне в газетах не напишут.
Когда по Дерибасовской идёшь,
Снимают урки шляпы, чуть заслышав:
«Эх! Жора, подержи мой макинтош!»
Давно я, братцы, женщины не видел.
А чем же я мужчина не хорош?
А если меня кто-нибудь обидит…
Эх! Жора, подержи мой макинтош!
——————————————
Дайте мне песен.
Дайте мне песен…
Мадам! Разве так поют песни бандиты? Вы хочете песен? Их есть у меня. Маэстро, та-та!
Зануда Сонька, что ты задаё-уо-уошься,
Подлец я буду, я тебя узнал (дыва-дыва).
Я знаю всех, кому ты отдаё-уо-уошься,
Косой мне всё по пьянке рассказал.
Зачем Зануде жёлтые боти-уи-уинки,
Шелка и крепдешины покупал (дыва-дыва)?
Менял портки на ленты и рези-уи-уинки
И всё тебе, Зануда, угождал.
Шпана вся надо мной теперь смеё-уо-уотся,
И фраером считают все меня (дыва-дыва).
Косой семь раз на день со мной дерё-уо-уотся,
И всё, подлючий род, через тебя.
Вернись, Зануда, мы с тобой пола-уа-уадим,
Косой не будет больше боговать (дыва-дыва).
Малину тебе новую поста-уа-уавим,
Моё лишь ты бельишко постирай.
А если ты, Зануда, не верне-уо-уошься,
Пеняй, подлючий род, ты на себя (дыва-дыва).
Ты знаешь, если Филька разойдё-уо-уотся,
Пойдёт он всех ножом полосовать.
Вот, мадам, так поют песни бандиты.
Боговать – здесь, вероятно, в значении «ругаться, проклинать» и, более широко, «поднимать хай», «скандалить». Слово того же корня, что и «божиться», и могло возникнуть в связи с обычаем упоминать бога в ругательствах.
Малина – квартира.
Выстирать мужчине бельё равносильно признанию себя его «женой» де-факто.
————————————————
Как повезло Косому вору Ваньке,
Обворовал он выгодно Толчок,
Открыл пивную в центре Молдаванки,
Там собирался весь скачок.
П р и п е в : Алёша жарил на баяне,
Шумел-гремел посудою шалман,
В табачном дыме, как в утреннем тумане,
Пел песни старый одесский шарлатан.
А Сёма Рыжий примостился у прилавка,
Там выдавал он блюдами обед,
На кухне жарила его шалава Клавка,
Официантом был Иозеф Швед.
В дверях стояла моцная фигура,
То вышибала Жора Геморрой,
А если ты затеешь оцем-поцем,
То вылетай, душа с тебя долой!
Зануда Сонька, ну что ты задаёшься,
Подлец я буду, я тебя узнал!
Я знаю всех, кому ты отдаёшься,
Мне Сёма Рыжий рассказал.
Ты говоришь, тебе полтины мало,
Но полтора тебе никто не даст,
Всё оттого, что криво ты лежала
И я никак не мог туда попасть.
Слегка искажённое фольклором стихотворение Саши Чёрного «Тифлисская песня»
Как турецкая шашка твой стан,
Рот – рубин раскалённый.
Если б был я турецкий султан,
Я бы взял тебя в жёны.
В косы жемчуг тебе бы я вплёл:
Пусть завидуют люди.
Своё сердце тебе б преподнёс
На эмалевом блюде.
Под чинарой на мягком ковре
Мы играли бы в прятки.
Я, накрывшись лиловой чадрой,
Щекотал тебе пятки.
Ты склонила головку, молчишь,
Пальцем трёшь штукатурку,
А сама потихоньку, как мышь (кыш-мыш!)
Ночью бегаешь к турку.
Он проклятый турецкий шайтан,
Он нахал и невежа.
Третий день я точу свой кинжал (вжик-вжик!),
На четвёртый зарежу.
Изрублю его в мелкий шашлык,
Кабардинцу дам шпоры
И, надвинув на брови башлык,
Я умчу тебя в горы.
——————————-
Жила на свете Киса-Мурочка,
И жил на свете Васька-Кот,
И часто-часто Киса-Мурочка
Сидела долго у ворот.
А Васька-Кот, мур-мур-мур-мур,
Из под ворот, мур-мур-мур-мур,
Залез на бочку скипидарную
И, изогнув дугою хвост,
Повёл такую речь коварную.
«О, Киса, Киса, Киса-Мурочка.
Ты божество, ты мой кумир.
Давай забудем, Киса-Мурочка,
В одно мгновенье целый мир».
Когда бы знала Киса-Мурочка,
На что способен Васька-Кот,
Тогда б не стала Киса-Мурочка
Сидеть так долго у ворот.
———————————
Когда с тобой мы встретились, черёмуха цвела
И в парке тихо музыка играла.
А было мне тогда годков неполных двадцать два,
Но дел уже наделал я немало.
Лепил я скок за скоком, а на утро для тебя
Бросал хрусты налево и направо.
А ты меня любила и часто говорила:
«Житьё блатное хуже, чем отрава».
Но дни короче стали, и птицы улетали
Туда, где только солнышко смеётся.
А с ними моё счастье улетело навсегда,
И понял я: оно уж не вернётся.
Я помню, как со шпаком ты стояла на скверу.
Он был бухой. Обняв тебя рукою,
Тянулся целоваться, просил тебя отдаться,
А ты в ответ кивала головою.
Во мне всё помутилось и сердце так забилось,
И я, как этот фраер, зашатался.
Не помню, как в кабак попал и там кутил и водку пил
И пьяными слезами заливался.
Однажды как-то ночью я встал вам на пути.
Узнав меня, ты сильно побледнела.
Его я попросил в сторонку отойти,
И сталь ножа зловеще заблестела.
Потом я только помню, как мелькали фонари
И мусора в саду кругом свистели.
Всю ночь я прошатался у причалов до зари,
А в спину мне глаза твои глядели.
Любовь свою короткую хотел залить я водкою
И воровать боялся, как ни странно,
Но влип в исторью глупую и как-то опергруппою
Я взят был на бану у ресторана.
Сидел я в тихознайке, ждал от силы пятерик,
Когда внезапно вскрылось это дело.
Зашёл ко мне Шапиро, мой защитничек, старик,
Сказал: «Не миновать тебе расстрела».
Потом меня постригли, костюмчик унесли,
На мне теперь тюремная одежда.
Квадратик неба синего и звёздочка вдали
Сверкают мне, как слабая надежда.
А завтра мне прочтётся мой последний приговор.
Мы снова, дескать, встретились с тобою.
А утром поведут меня на наш тюремный двор
И там глаза навеки я закрою.
«Лепил я скок за скоком» – совершал грабежи один за другим.
Хрусты – деньги.
Блатное – здесь: воровское.
Шпак – человек, не принадлежащий миру уголовников; то же, что фраер.
Фраер – (из идиша, от нем. яз.) человек, не принадлежащий миру уголовников; то же, что шпак.
Бухой – пьяный.
Мусор – милиционер (до 1917 г. полицейский).
Бан – (из идиша, от нем. яз.) железнодорожный вокзал.
—————————————
Кто позабыл свой отчий дом,
Тем запах пороха знаком,
Тот бьёт без промаха клинком
В порыве жаркой схватки.
Святая Дева, крепкий ром,
Святая Дева, крепкий ром,
Святая Дева, крепкий ром
И пёстрые заплатки.
Святая Дева, крепкий ром,
Святая Дева, крепкий ром,
Святая Дева, крепкий ром
И пёстрые заплатки.
Кто бросил любящих невест
И третий месяц рыбу ест,
Чьи лица жжёт проклятый вест,
Во рту по пуду соли.
Святая Дева, Южный Крест [трижды]
И твёрдые мозоли [дважды].
Пусть ночь проглотит слабый крик,
Набег – не шутка, не пикник.
Ты называть себя привык
Собратом вольной касты.
Святая Дева, стройный бриг [3]
И звонкие пиастры [2].
Мир праху, одноглазый пёс!
Мы молча выпьем этот тост,
Тебя сразил жестокий пост
И яростная битва.
Святая Дева, серый холст [3],
И тихая молитва [2].
Созвездья в небе – наш маяк,
К чему компас нам или лаг?
Сердца отчаянных бродяг
Ведёт чужое горе.
Святая Дева, чёрный флаг [3]
И пенистое море [2].
————————————-
ОТЕЛЛО И ДЕЗДЕМОНА
Арап Отелло был героем,
Он Дездемону полюбил.
Не раз вечернею порою
Он ей, волнуясь, говорил:
«Поверь, я жду нетерпеливо,
Ты это скажешь всё отцу.
Тогда свободно и счастливо
С молитвой мы пойдём к венцу.
Я жду, но я готов взбеситься,
Я в положении таком,
Что если он не согласится,
Я увезу тебя тайком».
Шли дни и ночи монотонно,
И вот в одну такую ночь
Увёз Отелло Дездемону,
Увёз сенаторскую дочь.
Отец был зол, но он согласье
На этот брак решился дать.
И вот они вкусили счастье,
Настала божья благодать.
Служил при мавре злой бродяга,
Завистник выше всяких мер,
Душой подлец, прозваньем Яго,
А чином младший офицер.
Он убедил его умело,
Что неверна ему жена,
И в сердце бедного Отелло
Была обида зажжена.
Бежит Отелло в исступленьи
Среди вечерней темноты,
Забыл он чудное мгновенье,
Забыл он милые черты.
Зачем ему златые горы
И реки, полные вина,
Когда лишился он опоры,
Ему супруга не верна.
Потом погиб он с нею вместе,
Кинжалом кончив сам с собой.
Погиб, погиб невольник чести,
Поникнув гордой головой.
Примечание. У этой песни шире распространены более вульгарные варианты, в которых рассказывается, как дездемонин папа запивал водкой голландский сыр, каким он был расистом:
В конце песни Отелло «задушил жену как вошь». В заключение даётся рекомендация девушкам: «И никому не доверяйте / Своих платочков соплевых».
—————————————————-
Автор слов и музыки – Валерий Нефедьев
По ночной Москве идёт девчонка,
Каблучками цок, цок, цок.
Вдруг откуда ни возьмись сторонкой
Незнакомый паренёк.
Он ей говорит со знаньем дела:
«Виноват, который час?»
А она ему на это смело:
«Два двенадцать сорок шесть».
Он ей: «Что-то я, пардон, не понял,
Что такое сорок шесть?»
А она: «Да это ж телефон мой;
Господи, какой балда!
Позвоните, попросите Асю,
Это буду лично я.
Ну, а вас зовут, я вижу, Вася:
Вот и познакомились».
Парень осмелел: «А вы поэтов
Любите ли вы стихи?»
А она ему в ответ на это:
«Евтушенко – мой дружок».
Он ей говорит: «Тогда, простите,
Может быть, мы в ресторан?»
А она: «Вы завтра позвоните,
А сейчас меня ждёт муж».
————————————
Вдоль по речке, речке утки плавают,
Мы живём на разных берегах.
Прихожу к тебе, девчонка славная,
А стою в пятнадцати шагах.
Река-речонка, славная девчонка,
Я прихожу к тебе издалека,
А утки «Кря-кря-кря!»,
Кричали «Зря-зря-зря
Приходишь, парень, ты сюда!»
Ой ты речка, речка серебристая,
Пролегла ты на моём пути.
Как бы через речку мостик выстроить
Или брод какой-нибудь найти!
Примечание. Это, очевидно, не вся песня, есть другие куплеты и варианты. Песня достаточно известная, я её люблю, но в моих комментариях она не нуждается.
——————————————-
Хор: Тихонько дремлет сад заброшенный, да; заброшенный, да; заброшенный, да.
Давно там травушка не скошена, да; не скошена, да; не скошена, да.
Он: Милая, в садик с тобою пойдём,
В садике этом мы будем вдвоём!
Хор: Тихонько дремлет…
Она: Милый мой, в садик идти я боюсь,
Ты погоди-ка, я мамы спрошусь.
Хор: Тихонько дремлет…
Он: Милая, мама была молода,
Шлялась ночами сама по садам!
Хор: Тихонько дремлет…
Она: Милый мой, в садике страшно гулять,
Можно в траве что-нибудь потерять.
Хор: Тихонько дремлет…
Он: Милая, в травке пошарим вдвоём.
Может быть, что-нибудь даже найдём!
Хор: Тихонько дремлет…
Она: Милый мой, ах! спорить нет больше сил.
Кажется, ах! ты меня убедил.
С ДЕРЕВЬЕВ ЛИСТЬЯ ОБЛЕТЕЛИ
С деревьев листья облетели,
Наверно осень подошла.
Ребят всех в армию забрали,
Настала очередь моя.
И вот приходит мне повестка
Явиться в райвоенкомат.
Меня начальство осмотрело,
И доктор «годен» мне сказал.
Пришёл домой. Родные дома.
Отец стал спрашивать меня.
А мой ответ короток, ясен:
«К военной службе годен я».
Мамаша в обморок упала,
Сестра сметану пролила.
«А ты не плачь, родная мама!
Сестра, сметану подбери!»
Ты помнишь, милка дорогая,
Как провожала ты меня.
Как провожала, руку жала,
Когда в вагон садился я.
Я сел в вагон, перекрестился,
Гудок три раза просвистел,
И я, молоденький парнишка,
На фронт германский полетел.
Я прилетел на фронт германский,
Там нет лесов, одни поля.
Над нами небо голубое,
Под нами чёрная земля.
Я не успел расположиться,
Кричит начальник номер два:
«Вставай, ребята-новобранцы,
Кровавый бой уж начался!»
Кровавый бой уж разгорался
И кровь мешалася с землёй,
А я, молоденький мальчонка,
Лежал с оторванной ногой.
Ко мне подходит санитарка:
«Давай, брат, рану пер`вяжу
И в санитарную машину
Тебя с собою положу.
Мой однокурсник Виктор Тихомиров уверял, что эту песню он записал со слов натурального деревенского слепого Ваньки в селе Никольское-Гагарино Рузского района Московской области, где его отец был директором устроенного в княжеском дворце дома отдыха (впоследствии, а может быть и сегодня, там психбольница). В пользу гипотезы о народном (крестьянском) происхождении песни (в отличие от явно придуманного городским интеллигентом «Батальонного разведчика») говорят: 1) почти полное отсутствие рифмы; 2) обилие фольклорных языковых штампов с постоянными эпитетами: родная мама, милка дорогая, небо голубое, чёрная земля, кровавый бой, молоденький мальчонка; 3) удивление ландшафтом: «Там нет лесов, одни поля». В самом деле, что ещё больше могло удивить жителя Западного Подмосковья, попавшего на театр военных действий в Польше или Восточной Пруссии! Но почему туда? Да потому, что 4) выражение «фронт германский», не типичное для Великой отечественной войны 1941 – 1945 гг. (я в то время не только жил, но и читал газеты ежедневно!), несмотря на упоминание военкомата – советского призывного пункта, отсылает нас к Первой мировой войне.
Песня «С деревьев листья облетели», как никакая другая, обросла добавлениями в студенческом стиле.
Мамаша в обморок упала (с печки на пол).
Ко мне подходит санитарка (звать Тамарка).
И в санитарную машину (студебекер)…
Но ярче всего «деревенский колорит», знакомый студентам по частым поездкам на уборку картошки и капусты, выразился в самой известной добавочной строфе.
Бежала по полю Аксинья (юбка синя)
В больших керзовых сапогах.
За нею гнался Афанасий (восемь на семь)
С большим спидометром в руках.
Прибор мог быть и иным, лишь бы укладывался в стихотворный размер, например, психрометром, что ещё больше усугубляло абсурдность картины.
————————————————
Расцвела сирень в моём садочке,
Ты пришла в сиреневом платочке,
Ты пришла, и я пришёл,
И тебе, и мене хорошо!
Я тебя в сиреневом садочке
Целовал в сиреневые щёчки,
Тучка шла и дождик шёл,
И тебе, и мене хорошо!
Отцвела сирень в моём садочке,
Ты ушла в сиреневом платочке,
Ты ушла, и я ушёл,
И тебе, и мене хорошо!
Расцвела сирень в садочке снова,
Ты нашла, нашла себе другого,
Ты нашла, и я нашёл,
И тебе, и мене хорошо!
Песню «Сиреневый платочек» я впервые услышал в «стационарном походе» (палаточной ночевке) в Тишково, на берегу Пестовского водохранилища, с геофаковской молодёжью, в какое-то нетёплое время года. Говорят, что её привезли из Северного Казахстана. Из Тишково мы возвращались в Москву на теплоходе. Станции метро «Речной вокзал» ещё не было, а расставаться сразу и рассаживаться по троллейбусам нам не хотелось, и мы все с этой песней маршировали 6 км до станции метро «Сокол», тогда конечной на Горьковско-Замоскворецкой (зелёной) линии. Мы шли очень быстро, а за нами с умоляющим видом бежал некий советский композитор, записывая «рыбу». Через год – другой эта песня появилась в кинофильме «А если это любовь?» (1961).
Слова и музыка Валерия Нефедьева
В чистом поле, поле, девушки поют [3 раза],
Нам с ноги сбиваться не дают.
В чистом поле, поле девушки поют,
Нам с ноги сбиваться не дают.
В чистом поле, поле девушки стоят
И про нас неправду говорят.
В чистом поле, поле девушки идут,
Прямиком идут на наш редут.
Офицеры в поле строят нас в каре:
«Ну-ка, братцы, грянем «кукаре!»
В чистом поле, поле девушки лежат,
Наш редут уснувший сторожат.
Слова Валерия Нефедьева
Мелодия песни «С деревьев листья облетели»
Пол`вых сношений не имею
Уже без малого пять лет.
Не потому, что не умею,
А потому, что «его» нет.
Я извинюсь за выраженье,
Как знать, откуда быть беде?
На столб с высоким напряженьем
Сходил по маленькой нужде.
С овчинку небо показалось,
Прут искры вдоль и поперёк,
И, чёрт возьми, какая жалость,
«Он» превратился в уголёк.
Пришёл домой, супруга в слёзы,
«Куда девать мене тебя?
В моей душе увяли розы,
С тобою искренне скорбя.
С тобой скорблю я, потому что
Не ублажишь меня ты уж.
Отныне мне уже не муж ты.
Какой уж, к чёрту, ты мне муж?»
В больнице долго провалялся,
В постели белой, как в снегу.
Когда-то я совокуплялся,
Теперь, простите, не могу.
——————————
Ужасно шумно в доме дяди Зуя,
С утра уже толпится там народ.
За Ваську Скобаря, буржуя,
Он дочь Маруську выдаёт.
Маруська – баба в теле, при фигуре,
Ну, словом, девка – лакомый кусок,
Сидела в шёлковом ажуре,
Взопревши с головы до ног.
С пяти часов стекаться гости стали,
Стал воздух тяжелее топора.
Пришли с Заикалки две крали
И с Молдаванки два вора.
Как вдруг пацан, толпу перебивая,
Вбежал, крича «Раздайся, кто куда!
Маруська Зыкова, Косая,
Идёт с агентом Губчека!»
Все гости, как сидели, обалдели,
А дядя Зуй совсем остолбенел.
Сидел он в шёлковом ажуре
И стал вдруг бледен словно мел.
—————————————-
П р и п е в : Всё в жизни – случай,
Себя не мучай,
Удар тяжёл – держись прямей
И говори всегда судьбе своей:
«Поборемся, ну что ж, о кей!»
Сегодня ты судьбою с ринга сбит,
Но ты, мой друг, не будь так прост,
И если счастье мимо пролетит,
То ты его лови за хвост.
Нам электричество ночную тьму развеет,
Нам электричество и вспашет, и посеет,
Нам электричество заменит всякий труд,
Нажал на кнопку, чик-чирик, и всё готово вдруг.
Приходишь ты в пивную, там всё на электричестве,
Нажал на кнопку, чик, вино в любом количестве,
Нажал на кнопку, чик, сосиски с колбасой,
Нажал на кнопку, чик-чирик, и ты уже косой.
Нам электричество… [и т.д.]
Не будет стариков, мы все омолодимся,
Не будет пап и мам, мы будем так родиться.
Не будет акушерок, докторов, профессоров –
Нажал на кнопку,чик-чирик, и человек готов.
Нам электричество… [и т.д.]
Я женщин всех обожаю,
Им поклоняться готов.
Лишь только даму встречаю,
Готов влюбиться без слов.
Но стоит мне лишь женский взгляд поймать,
Иль даже только пару слов сказать, –
Я как мальчишка теряюсь
И начинаю дрожать.
Я так застенчив, мадам,
Что краснею всегда.
Я так застенчив, мадам,
Что горю от стыда.
При виде женщин, мадам,
Откровенно скажу,
Я так робею, мадам,
Что весь дрожу.
Я так застенчив, мадам,
Это мой тяжкий грех.
Я так застенчив, мадам,
Что порой слышу смех.
Не знаю, как мне быть,
Как можно горю помочь.
Я так застенчив, мадам,
Что жить не в мочь.
———————————
Составляя этот сборник, я прослушал некоторые песни в Интернете и пришёл к следующим выводам.
1. У многих песен мелодии изменились до такой степени, что стали для меня неприемлемыми, они меня не радуют. В наше время они были более энергичными и маршеобразными.
2. Современные исполнители, не понимая многих слов, заменяют их своими. Например, в песне «Когда с тобой мы встретились…» поют «цветы» вместо «хрусты» и «на балу» вместо «на бану». Впрочем, и в «Тифлисской песне» Саши Чёрного народ до меня убрал непонятного «мединского шакала», так что это процесс естественный.
3. Версии песен неизвестных авторов размножаются всё быстрее и уже нет смысла искать какой-то правильный, аутентичный текст. Позитивного естественного отбора нет, а имеет место, наоборот, засорение некрасивыми, грубыми, хулиганскими версиями, поэтому исполнитель имеет «моральное право» перерабатывать песню для себя.
Как и многие молодые люди моей докомпьютерной эпохи, я коллекционировал песни и мечтал составить свои сборники. В недрах моего архива лежит толстая синяя тетрадь, в которой несколько сот заглавий песен или их первых строк сгруппированы по разделам. Но теперь мне уже тяжело двигать ящики с бумагами и, при моей болезни лёгких, мучительно дышать пылью. Но какие-то из моих записей могут пригодиться. Так, когда пришло время восстанавливать песню «Глобус» («Я не знаю, где встретиться / Нам придётся с тобой…»), то ко мне обратилась некая Люба Кузнецова из издательства «Московский рабочий», и я им представил свой вариант. Они его использовали, но авторов не нашли. Написали: «Слова и музыка народные». (Пой песню, пой! Сборник песен. – М., изд-во «Моск. рабочий», 1961, с. 97 – 98, тираж 200 000).
Подготовлено для «Стихи.ру» 21 сентября 2017 г.