есенин не ругайтесь такое дело текст
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Статистика
Сергей Александрович Есенин. «Не ругайтесь! Такое дело!…»
Сергей Александрович Есенин
Не ругайтесь! Такое дело!
Не торговец я на слова.
Запрокинулась и отяжелела
Золотая моя голова.
Нет любви ни к деревне, ни к городу,
Как же смог я ее донести?
Брошу все. Отпущу себе бороду
И бродягой пойду по Руси.
Позабуду поэмы и книги,
Перекину за плечи суму,
Оттого что в полях забулдыге
Ветер больше поет, чем кому.
Провоняю я редькой и луком
И, тревожа вечернюю гладь,
Буду громко сморкаться в руку
И во всем дурака валять.
И не нужно мне лучшей удачи,
Лишь забыться и слушать пургу,
Оттого что без этих чудачеств
Я прожить на земле не могу.
Депрессивные настроения Сергея Александровича отразились в стихотворении «Не ругайтесь! Такое дело. », написанном в 1922 году. В нем лирический герой решительно отказывается от любви как к городу, так и к далекой ему теперь деревне. Выход ему видится в бродяжничестве. Для раннего творчества Есенина мотив странничества был одним из ключевых. Его корни стоит искать в детстве поэта – бабушка часто водила внука в кратковременные паломничества до ближайших монастырей. В произведении «Не ругайтесь! Такое дело. » лирический герой, желающий «бродягой пойти по Руси», кажется попыткой Сергея Александровича вернуться в дореволюционную патриархальную страну деревень, которую он так любил. Кроме того, при помощи упоминания странничества раскрывается тема прошедшей юности и ее навсегда утраченных идеалов.
В современной Есенину критике стихотворение зачастую рассматривалось с оглядкой на цикл «Москва кабацкая» (1921-23). Поэтому особое внимание уделялось мотивам бродяжничества и хулиганства. Федор Аронович Жиц, хорошо разбиравшийся в творчестве имажинистов, называл «голос есенинских стихов обаятельно одиноким и неповторимым». По поводу второй строфы произведения «Не ругайтесь! Такое дело. », где говорится о желании лирического героя пойти бродяжничать, он писал, что подобные настроения в душе Сергея Александровича живут недолго. Критики пролеткультовского круга о стихотворении отзывались резко отрицательно. Например, Гайк Георгиевич Адонц считал, что Есенин не выходит за узкие рамки личных переживаний и, вероятно, выйти не способен. Современность же, по его мнению, «требует от поэтов яркой, определенной идеологии».
«Не ругайтесь! Такое дело. » С. Есенин
Не ругайтесь! Такое дело!
Не торговец я на слова.
Запрокинулась и отяжелела
Золотая моя голова.
Нет любви ни к деревне, ни к городу,
Как же смог я ее донести?
Брошу все. Отпущу себе бороду
И бродягой пойду по Руси.
Позабуду поэмы и книги,
Перекину за плечи суму,
Оттого что в полях забулдыге
Ветер больше поет, чем кому.
Провоняю я редькой и луком
И, тревожа вечернюю гладь,
Буду громко сморкаться в руку
И во всем дурака валять.
И не нужно мне лучшей удачи,
Лишь забыться и слушать пургу,
Оттого что без этих чудачеств
Я прожить на земле не могу.
Сборник «Москва кабацкая», цикл «Стихи – как вступление к „Москве кабацкой“», 1922 г.
Анализ стихотворения Есенина «Не ругайтесь! Такое дело!…»
Депрессивные настроения Сергея Александровича отразились в стихотворении «Не ругайтесь! Такое дело. », написанном в 1922 году. В нем лирический герой решительно отказывается от любви как к городу, так и к далекой ему теперь деревне. Выход ему видится в бродяжничестве. Для раннего творчества Есенина мотив странничества был одним из ключевых. Его корни стоит искать в детстве поэта – бабушка часто водила внука в кратковременные паломничества до ближайших монастырей. В произведении «Не ругайтесь! Такое дело. » лирический герой, желающий «бродягой пойти по Руси», кажется попыткой Сергея Александровича вернуться в дореволюционную патриархальную страну деревень, которую он так любил. Кроме того, при помощи упоминания странничества раскрывается тема прошедшей юности и ее навсегда утраченных идеалов.
В современной Есенину критике стихотворение зачастую рассматривалось с оглядкой на цикл «Москва кабацкая» (1921-23). Поэтому особое внимание уделялось мотивам бродяжничества и хулиганства. Федор Аронович Жиц, хорошо разбиравшийся в творчестве имажинистов, называл «голос есенинских стихов обаятельно одиноким и неповторимым». По поводу второй строфы произведения, где говорится о желании лирического героя пойти бродяжничать, он писал, что подобные настроения в душе Сергея Александровича живут недолго. Критики пролеткультовского круга о стихотворении отзывались резко отрицательно. Например, Гайк Георгиевич Адонц считал, что Есенин не выходит за узкие рамки личных переживаний и, вероятно, выйти не способен. Современность же, по его мнению, «требует от поэтов яркой, определенной идеологии».
Лицом к лицу лица не увидать. Есенин!
Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстояньи.
Есенин С.А.
Учит Есенин все поколения как жить.
P.S.
Почему поэзия предпочтительнее, чем проза,
потому что в малый по объему литературный труд
можно вложить целую вселенную.
Вот здесь образцы такой поэзии, человеческие драмы и комедии
достойных пера Шекспира, любовь, страх, потеря, предательство, страсть и хепиенд.
Цикл стихов по мотивам самых известных
Есенинских произведений.
На фото вверху РАЙХ ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (1894-1939),
которой посвящено это стихотворение.
Вот стихотворение в полном объёме Есенина С.А.
Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В разворочённом бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстояньи.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состояньи.
Земля — корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я
Под дикий шум,
Незрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В разворочённом бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий.
.
Теперь года прошли,
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был
И что со мною сталось!
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ламанша.
Простите мне.
Я знаю: вы не та —
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Вот интересный материал об Есенинских женщинах.
ЕСЕНИН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ
Стихотворение выше посвящено З.Н Райх вышедшей замуж
за знаменитого режиссера Всеволода Мейерхольда
Зинаида Николаевна Райх.
Исповедь хулигана
Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.
Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Но живёт в нём задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.
Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клён перед костром зари.
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зелёной?
По-прежнему ль крепка его кора?
А ты, любимый,
Верный пегий пёс?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьём, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой её по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.
Я всё такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злачёные рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну…
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришёл, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льётся бурливых волос вином.
Я хочу быть жёлтым парусом
В ту страну, куда мы плывём.
Русь уходящая
Мы многое еще не сознаем,
Питомцы ленинской победы,
И песни новые
По-старому поем,
Как нас учили бабушки и деды.
Друзья! Друзья!
Какой раскол в стране,
Какая грусть в кипении веселом!
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом.
Я уходящих в грусти не виню,
Ну, где же старикам
За юношами гнаться?
Они несжатой рожью на корню
Остались догнивать и осыпаться.
И я, я сам —
Не молодой, не старый,
Для времени навозом обречен.
Не потому ль кабацкий звон гитары
Мне навевает сладкий сон?
Гитара милая,
Звени, звени!
Сыграй, цыганка, что-нибудь такое,
Чтоб я забыл отравленные дни,
Не знавшие ни ласки, ни покоя.
Советскую я власть виню,
И потому я на нее в обиде,
Что юность светлую мою
В борьбе других я не увидел.
Что видел я?
Я видел только бой
Да вместо песен
Слышал канонаду.
Не потому ли с желтой головой
Я по планете бегал до упаду?
Но все ж я счастлив.
В сонме бурь
Неповторимые я вынес впечатленья.
Вихрь нарядил мою судьбу
В золототканое цветенье.
Я человек не новый!
Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою.
Но есть иные люди.
Те
Еще несчастней и забытей,
Они, как отрубь в решете,
Средь непонятных им событий.
Я знаю их
И подсмотрел:
Глаза печальнее коровьих.
Средь человечьих мирных дел,
Как пруд, заплесневела кровь их.
Кто бросит камень в этот пруд?
Не троньте!
Будет запах смрада.
Они в самих себе умрут,
Истлеют падью листопада.
А есть другие люди,
Те, что верят,
Что тянут в будущее робкий взгляд.
Почесывая зад и перед,
Они о новой жизни говорят.
Я слушаю. Я в памяти смотрю,
О чем крестьянская судачит оголь:
«С Советской властью жить нам по нутрю…
Теперь бы ситцу… Да гвоздей немного…»
Как мало надо этим брадачам,
Чья жизнь в сплошном
Картофеле и хлебе.
Чего же я ругаюсь по ночам
На неудачный горький жребий?
Я тем завидую,
Кто жизнь провел в бою,
Кто защищал великую идею.
А я, сгубивший молодость свою,
Воспоминаний даже не имею.
Какой скандал!
Какой большой скандал!
Я очутился в узком промежутке.
Ведь я мог дать
Не то, что дал,
Что мне давалось ради шутки.
Гитара милая,
Звени, звени!
Сыграй, цыганка, что-нибудь такое,
Чтоб я забыл отравленные дни,
Не знавшие ни ласки, ни покоя.
Я знаю, грусть не утопить в вине,
Не вылечить души
Пустыней и отколом.
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом.