ешь потей работай мерзни на ходу немножко спи продолжение что значит
12 чудесных тонкостей русского языка
Русский – не только чудесный и волшебный язык, но ещё и язык невероятный! Одними и теми же словами мы можем обозначить совершенно разные вещи или понятия, выразить абсолютно разные эмоции и переживания. Мы настолько сжились со своим родным языком, что и не замечаем того, что некоторые лексические обороты запросто могут сбить с толку иностранного гражданина.
1. Только в нашей стране слово «угу» является синонимом к словам «пожалуйста», «спасибо», «добрый день», «не за что» и «извините», а слово «давай» в большинстве случаев заменяет «до свидания».
2. Как перевести на другие языки, что «очень умный» — не всегда комплимент, «умный очень» — издевка, а «слишком умный» — угроза?
3. Почему у нас есть будущее время, настоящее и прошедшее, но всё равно настоящим временем мы можем выразить и прошедшее («Иду я вчера по улице. »), и будущее («Завтра я иду в кино»), а прошедшим временем мы можем выразить приказ («Быстро ушёл отсюда!»)?
4. Есть языки, где допустимо двойное отрицание, есть — где не допускается; в части языков двойное отрицание может выражать утверждение, но только в русском языке двойное утверждение «ну да, конечно!» — выражает отрицание или сомнение в словах говорящего.
5. Все иностранцы, изучающие русский, удивляются, почему «ничего» может обозначать не только «ничего», но и «нормально», «хорошо», «отлично», а также «всё в порядке» и «не стоит извинений».
6. В русском языке одними и теми же нецензурными выражениями можно и оскорбить, и восхититься, и выразить все остальные оттенки эмоций.
7. В ступор человека, изучающего русский, может ввести фраза «да нет, наверное», одновременно несущая в себе и утверждение, и отрицание, и неуверенность, но всё же выражающая неуверенное отрицание с оттенком возможности положительного решения.
8. Попробуйте внятно объяснить, какая разница между «выпить чай» и «выпить чаю»; какая разница между «тут» и «здесь»; почему действие в прошлом можно выразить словами «раньше», «давно», «давеча», «недавно», «намедни» и десятком других и почему в определённых ситуациях их можно заменить друг на друга?
9. Попробуйте объяснить иностранцу фразу «Руки не доходят посмотреть».
10. Как точно назвать наклонение с частицей «бы», когда она выражает в разных ситуациях и условие, и просьбу, и желание, и мечтательность, и необходимость, и предположение, и предложение, и сожаление?
11. В русском языке иногда у глагола нет какой-либо формы, и это обусловлено законами благозвучия. Например: «победить». Он победит, ты победишь, я. победю? побежу? побежду? Филологи предлагают использовать заменяющие конструкции «я одержу победу» или «стану победителем». Поскольку форма первого лица единственного числа отсутствует, глагол является недостаточным.
12. Стакан на столе стоит, а вилка лежит. Если мы воткнем вилку в столешницу, вилка будет стоять. То есть стоят вертикальные предметы, а лежат горизонтальные?
Добавляем на стол тарелку и сковороду. Они вроде как горизонтальные, но на столе стоят. Теперь положим тарелку в сковородку. Там она лежит, а ведь на столе стояла. Может быть, стоят предметы готовые к использованию? Нет, вилка-то готова была, когда лежала.
Теперь на стол залезает кошка. Она может стоять, сидеть и лежать. Если в плане стояния и лежания она как-то лезет в логику «вертикальный-горизонтальный», то сидение — это новое свойство. Сидит она на попе. Теперь на стол села птичка. Она на столе сидит, но сидит на ногах, а не на попе. Хотя вроде бы должна стоять. Но стоять она не может вовсе. Однако если мы убьём бедную птичку и сделаем чучело, оно будет на столе стоять.
Может показаться, что сидение — атрибут живого, но сапог на ноге тоже сидит, хотя он не живой и не имеет попы. Так что, поди ж пойми, что стоит, что лежит, а что сидит.
И на закуску дадим ещё несколько реплик:
Да нет, давай бери.
Да, ну, нафиг нужно.
Невозможно не согласиться.
Лучше переесть, чем не доспать.
Ешь – потей, работай – мёрзни, на ходу тихонько спи.
Солдат спит, а служба идёт.
Не можешь петь – не пей!
Гусь, собака, ведёт себя как свинья!
Иностранцам не понять, почему коза (жен.) – козёл (муж.), а оса (жен.) – не осёл (муж.).
– Это – чёрная смородина. – А почему она красная? – Потому, что зелёная!
Страшно красивая! Красивая, просто ужас!
– А ты не хочешь мороженое? – Да!
Бабка выгоняет из огорода хворостиной гусей и приговаривает: – Вот ведь свиньи всё повытоптали, собаки проклятые!
Ешь потей работай мерзни на ходу немножко спи продолжение что значит
Каждая пословица и поговорка имеет свой смысл, а создавались они народом и взяты из жизни, список Ваш можно продолжить, их очень много, например, » Дурака работа любит и дурак- работе рад». Вдумайтесь в каждую поговорку и Вы найдете каждой объяснение.
Наши пословицы и поговорки самые мудрые.Наши предки ВЕДЫ,а они 5000лет назад знали санскрит(500букв),знали Законы Вселенной и никто их не покорял ни Ал.Македонский,к-й мог 40тыс.воинов покорить 400тыс.армию.Они не воевали,а умели защищать себя.
Дуализм нац.характера: работать зачастую бессмысленно много и при этом технологически отстало, а потому не любить работать вообще. Вот вы знаете, что у нас в Португалии напрочь исчезли слово и понятие «грузчик»? 
«Без труда не вытащишь и рыбку из пруда»,»Пить пей,но дело разумей»,»Кто не работает,тот не ест»,»Не потопаешь-не полопаешь»,»Один с сошкой-семеро с ложкой»,»Под лежачий камень вода не течёт»,»Весенний день год кормит»
Есть разные люди и разные обстоятельства. Кто-то хочет заставить кого-то работать, кто-то хочет оправдать свои действия. Так и появляются пословицы. Всегда так было, всегда так будет!
Без труда-не вытянешь рыбку из пруда. Кто не работает-тот не ест. Мели Емеля-твоя неделя. Любопытной Варваре-нос оторвали. Чем дальше в лес- тем больше дров.
Надо понимать это не буквально,а как каламбур:всё наоборот и посмеялись все дружно.В этом заключается вся уникальность русского юмора!))
А Вы ещё обратите внимание на сказки. Сапоги-скороходы, по щучьему велению, по моему хотению, скатерть-самобранка, и т.д и т.п. Лентяи.
Если хочется работать,ляг-поспи,и всё пройдёт. Всегда были те,кто работает и учит других,и те,кто не хочет работать и ищет причины.
кстати ты привел пословицы антагонисты.а почему?Народ мудр и это отражение его мыслей.У других наций есть аналогичные мысли.
одних надо было подгонять, а других— останавливать, только вот в наше время относятся они не к тем, что надо. а наоборот.
На нашей Руси, как лентяев, так и начальников пруд пруди. Начальник подчиненному про саночки, а подчиненный про волка)))
Ну потому что эти пословицы взяты из жизни,Чтоб этот челдовек чего хотел добевался и интересовался.Наталия Голощапова
Разделяем- советско подлое и русско-народное- вопрос этот очень глубок, и о трех словах его не раскрыть и не исчерпать
Откуда эта поговорка (и поговорка ли вообще)?
В СССР не поощрялось безделье и лень и даже была статья УК за тунеядство, так что выложенное Вами фото не может быть подлинным, скорее всего это фотошоп.
Скорее всего, это пожелание сытно и вкусно питаться и не сильно много тратить физических сил на работе, то есть не тяжело работать. Своеобразная реклама-речёвка советского общепита в перестроечные времена.
Теперь лозунг поменялся ))
https://selftrips.ru /strany-i-mesta/sssr/ rossiya/krasnodar-pya tigorsk-na-mashine
Русские пословицы со словом снег отображают наблюдения крестьян- землепашцев, их надежду на хороший урожай, если снега выпало много.
Если снег будет лежать на земле, то не вымерзнут озимые:
Некоторые пословицы говорят о народных приметах:
Снег, выпавший на сухую землю, не пролежит до конца зимы, а павший на мокрую будет лежать до весны.
Слово «снег» упоминается вот в этой пословице:
Матушкин гнев, что весенний снег, и много его выпадает, да скоро растает.
Ешь потей работай мерзни на ходу немножко спи продолжение что значит
НОЧЬ В КОНЦЕ МЕСЯЦА
НОЧЬ В КОНЦЕ МЕСЯЦА
Около трех пополуночи вдруг раздается, раскатываясь по казарме, голос дневального:
От этого голоса вздрагиваешь и, еще не проснувшись, бессознательно скидываешь с себя
одеяло. Голова сама отрывается от подушки.
Скрипят двухъярусные койки, вот кто-то уже спрыгнул, скребнули по полу подковы на
сапогах. Внизу подо мною проснулся веселый человек — Петя Кавунок, задрал ногу и
поддает под мой матрас, помогает вставать.
Командир отделения Лапига, уже одетый, шагает вдоль коек. С хрустом оседают под его
могучей поступью половицы. Слышу— остановился у соседней койки, дергает за простыню:
—Вам что, особое приглашение?
И ждет, держа уголок простыни в кулаке, как собачье ухо.
Надо спешить. Я сползаю вниз, спросонок путаюсь ногами в штанах. Портянки,
обернутые на ночь вокруг голенищ, не успели просохнуть и лезут в сапоги трудно, с писком.
Петя Кавунок прыгает рядом на одной ноге. Ему одеваться дольше, у него обмотки:
крути-накручивай. Старательно завершив последний оборот, он любуется и притопывает
—Эх, дали Пете сапоги, восемь раз вокруг ноги!
Проглотив зевок, я интересуюсь:
—Не знаешь, зачем подняли?
Петя вскидывает на меня круглые, прозрачные, как весенние льдинки, глаза. В них
столько изумления, что мне совестно.
—Разве непонятно? Ах, простите, забыл объявить: состоятся ночные полеты.
С вагона на вагон. Аппарат типа «копай глубже, кидай шибче. » Берешься на пару?
Так я и подозревал, — снова разгрузка.
Третью ночь подряд прибывают на железнодорожную ветку эшелоны, груженные
«инертными материалами». Под этим пристойным названием скрыты обыкновенный песок и
гравий. Едва эшелон прибывает, как в нашей казарме появляется командир, гремят голоса
дневальных. Спустя полчаса мы уже на ветке, напяливаем рукавицы и запускаем в полет
наш аппарат «копай глубже, кидай шибче».
Значит, сегодня — то же.
— Ладно, — говорю я Пете. — Летаем на пару. Дадим рекорд скорости.
Только мы успеваем одеться и сполоснуть лица, как вновь размеренно топает, хрустит
половицами командир отделения Лапига:
Заправить по-солдатски койку—это не значит попросту накрыть ее одеялом. Надо
ухитриться состроить из матраса что-то похожее на гладко обструганный ящик. Так
полагается. Гражданским тюфякам дозволено валяться на кроватях, безвольно прогибая
спины и выпятив бока. А солдатский матрас — прям и сух, он обязан вытянуться в струнку и
лежать, строго равняясь на соседей.
У меня матрас новый, недавно набит, и я с ним справляюсь легко. А Петя задерживается.
Он успел пролежать, перетереть солому в порошок, и матрас у него оползает, как мешок с
—Стр-роевой выправки не знаешь! —рычит Петя и сует матрасу под микитки.—Сколько
служишь? Ка-ак лежишь?! Смиррна!
Команды у Пети получаются—совсем как у сержанта Лапиги, — такой же бас и раскаты.
Поэтому я не сразу разбираю, кто приказывает: «Станови-ись!» Оказывается, кричит сам
Пятка к пятке, локтем достаю соседа, скашиваю глаза на грудь четвертого человека.
Мимо прошмыгивает опоздавший Петя. Он мал ростом, и ему надо мчаться на левый фланг.
Обтирая покрасневшие, озябшие руки, в казарму входит командир роты майор Чиренко.
Сапоги у него захлестаны глиной, фуражка намокла и потемнела; с нее падают длинные
капли, разбиваясь о погон.
Скрипнули майорские сапоги. Строй замер.
Слышно, как сечет по окнам казармы дождь и туго, на одной ноте, гудит ветер. От этих
звуков прохватывает зябкая дрожь.
—Поедете на аэродром, — откашлявшись, негромко говорит майор. — Надо спустить
воду, которая его затопляет. Задания объяснят командиры отделений.
Вот, оказывается, в чем дело! Петя Кавунок нынче ошибся, не придется запускать наш
аппарат. Что-то другое выпало на нашу долю.
Я выхожу из казармы первым, и никак не могу открыть дверь, — на нее словно
навалились снаружи. Доски двери дрожат.
Петя помогает мне, бухает плечом. Дверь нехотя отходит, а потом, подрожав секунду,
распахивается и с пушечным гулом ударяет об стену.
Нечем дышать. Ветер наглухо заткнул рот, нос, выжимает слезу. Я делаю шаг, и будто
проваливаюсь в черный водоворот: ветром насквозь продуло шинель, гимнастерку, белье,
ледяные струйки бегут по коже.
—Эх, закурить не поспел! — кричит рядом Петя Кавунок, придерживая на голове
пилотку. — Жисть пошла отчаянная. Ни курева, ни варева. Одно горево!
Сзади, перекрывая гул ветра, командует сержант:
—На машину, тр-ропись!
Расколов кромешную тьму, на дороге светят автомобильные фары. Они кажутся очень
далекими. Спотыкаясь, мы бежим к машине. Обычно по ночам у казармы горит фонарь, но
сейчас его нет, — наверно, сорвало. Над головами у нас, тягуче распиливая воздух, что-то
проносится и брякает о дорогу. Я не догадываюсь, что это, а Петя приседает и ойкает: —
Пресвятая мать-демобилизация! От пули не погибнул, так черепица башку срубит. Ить как!
Теперь сквозь вой ветра я слышу, как наверху, в клубящейся тьме, трещат доски на крыше
казармы. Хлестнув брызгами, пролетает еще черепица. Я закрываю голову рукой и с маху
натыкаюсь на борт грузовика.
Мы переваливаемся через борт, садимся на мокрый пол. На плечи нам лезут остальные
солдаты, перекатываются кубарем.
Машина резко берет с места, а мы сидим, плотно стиснутые, и даже не качаемся, когда
кузов кренится на поворотах. В затылок мне кто-то горячо дышит, сбоку привалилась
широкая, круглая, как афишная тумба, спина сержанта Лапиги, в колени уперся чей-то
Сгорбясь в три погибели, Петя чиркает спичками,— все же хочет наладить курево.
Запалить цигарку ему удается, но проку от этого мало. На ветру цигарка горит стремительно,
как бенгальский огонь, и в одну секунду рассыпается искрами.
— Нда,— говорит Петя — Каюк табаку, пропали денежки.
Нарастает кипящий гул, — мы въехали под деревья. Хлестко стегают по кабине мокрые
ветки. Я отворачиваюсь, ставлю торчком воротник.
Сонная одурь у меня прошла, в голове свежо, ясно. И я вдруг задумываюсь над тем, как
любопытно все складывается.
Вот спали спокойно десятки людей, видели сны, далеки были в мыслях и от казармы и от
этой ночи. Но раздалось короткое слово, и люди уже одеты, вскочили в машину, едут куда-то
сквозь тьму, ветер, дождь. Им это привычно: позвала служба.
Но и для меня, оказывается, это стало привычным. Вот еду, и не удивляюсь, будто всю
жизнь поднимался ночами по тревоге.
Неисповедимы пути солдатские.
Говорят, что нет уже в армии таких подразделений, каким был наш инженерный батальон.
А жаль, честное слово. Пригодился бы многим.
Попал я в него неожиданно.
Инжбатовский писарь, отслужив положенный срок, увольнялся в запас. Взамен
понадобился грамотный человек; в штабах тренькнули телефоны, был отдан приказ — и
меня, вчерашнего новобранца, послали на новое место.
Я еще не стоптал первой пары сапог, гимнастерка на мне топорщилась, как
накрахмаленная, и, снимая головной убор, я еще по привычке ловил пальцами козырек,
позабыв, что на мне пилотка, а не гражданская кепочка. Я и знать не знал, что такое инжбат.
И в первую же полночь, едва я сомкнул веки, прогремела команда «подъем!» — прибыл
эшелон с инертными материалами. С меня стянули одеяло.
Я попробовал возмутиться, сказал, что не спал двое суток, едучи в поезде, и подняться не