Граффитчик что это такое
Как устроена индустрия граффити в России: за кем следить, в кого инвестировать
Граффитчики (или райтеры) — именно так называют уличных художников, любые городские поверхности для которых становятся полотнами для выражения себя и своих позиций. Уличное искусство как в мире, так и в России постепенно перестало ассоциироваться исключительно с вандализмом и выросло в мощное комьюнити, влияющее на тренды массовой культуры и даже бизнес.
После того как в 80-х граффити-художники начали выставляться в галереях, а в 2009 году более сотни уличных художников представили свои произведения в парижском Гран-Пале, граффити уже не могли не признать полноценным видом искусства с иерархией жанров и стилей. Два самых крупных и актуальных — теггинг (быстрое нанесение подписи автора на какую-либо поверхность) и авторские граффити.
Жан-Мишель Баския начинал реализовывать себя именно с теггинга: оставлял на улицах Нью-Йорка слово SAMO, добавляя саркастичные или поэтичные подписи. Оказавшись под покровительством Энди Уорхола, он продолжал развивать свой художественный почерк, но не забывал про элементы граффити. Уже тогда своим примером Баския показал обществу, что граффитчик может стать полноценной и уважаемой частью элиты арт-общества, оказывать влияние на современное искусство и массовую культуру. И при этом зарабатывать деньги.
Один из главных и массово известных представителей авторских граффити сегодня — легендарный Бэнкси. Он работает в трафаретной технике (для большей скорости), и все его произведения представляют собой сообщения политического и социального характера. Также большинство райтеров творит не только на поверхностях городских пространств, но и на холстах, которые попадают в галереи и частные коллекции.
«За всем этим стоят эго и свобода. Человек занимается творчеством, когда чувствует себя свободным. Неважно, в процессе теггинга или рисования «куска» (большого полотна граффити. — Прим. ред.)», — объясняет граффитчик Cozek причины, почему люди с разным социальным статусом занимаются граффити. Cozek — один из участников московской команды ADED, которая состоит из пяти локальных художников. Кроме него туда входят граффитчики, работающие под псевдонимами Spacer, Namer, Juice и Сарtек.
С развитием интернета и соцсетей граффити стали активно выходить из андеграунда и становиться элементом массовой культуры. В какой-то момент художников уже не могли игнорировать крупные компании, в том числе и люксовый сегмент, включая Louis Vuitton, Moschino, TAG Heuer.
Главные игроки в России
В России тоже есть граффитчики, сотрудничающие с локальными и международными брендами. Один из них — Покрас Лампас. Он начинал свой путь именно с граффити, но, разработав собственный стиль, ушел в современное искусство. Покрас Лампас называет свое творчество «каллиграффити» (симбиоз каллиграфии и граффити). В его портфеле — сотрудничество с маркой Fendi, уникальные принты для футболок аdidas в рамках ЧМ-2018, коллаборации с ТЦ «Атриум», «Альфа-Банком», IKEA, Lamborghini и множеством других брендов. Благодаря выпуску «Новая Россия» о молодых талантах на канале «вДудь» (более 4 млн просмотров), грамотной коммуникации с аудиторией в социальных сетях и использованию PR-возможностей крупных заказчиков ему удалось за последний год значительно нарастить свой медиавес.
Не менее яркие игроки, интересные для брендов различного масштаба, но с диаметрально противоположной философией, — участники объединения ADED. Наклейками с надписью их псевдонимов — Spacer, Namer, Juice, Cozek, Captek —заклеены улицы не только главных городов России, но также Парижа, Берлина, Токио. Принципиальность и преданность «улице» — главное их отличие.
ADED отвечали за брендинг крупнейшей российской выставки уличной культуры Faces&Laces и пространства Nike в рамках ЧМ-2018, сотрудничают с Музеем современного искусства «Гараж», для которого делали большие постеры в рамках выставки Рашида Джонсона, Виктора Пивоварова и Тарин Саймон.
В ближайшее время ADED представят уникальный для локального и глобального рынка граффити-проект — коллаборацию с одним из самых популярных сегодня модных брендов Off-White. «В «КМ20» (московский концепт-стор. — Прим. ред.) открывался корнер бренда в виде «храма» — ему решили придать индивидуальности с помощью локальных художников. Нас пригласили принять участие, но особого интереса мы не проявили. Работать с Off-White хотелось напрямую. В итоге согласились на проект на условиях того, что нам дадут прямой контакт Вирджила, — рассказывает Cozek историю сотрудничества ADED с креативным директором мужской линии Louis Vuitton и основателем Off-White Вирджилом Абло. — Контакт нам предоставили, мы тут же отправили презентацию о себе и уже через короткое время общались с Вирджилом в чате. Он сообщил, что хочет делать с нами не только корнер в Москве, но и отдельную линию».
Знаковое место в истории российских граффити занимает и команда «Зачем», которая начала рисовать еще в 90-х годах. Участники этой граффити-банды на протяжении долгого времени занимались популяризацией жанра: выпустили несколько фильмов, один из которых — «Девиантное поведение» — имеет такое же значение для локальной индустрии, как «Выход через сувенирную лавку» Бэнкси для глобальной.
Кирилл Кто — один участников проекта «Зачем» — значится в топ-50 самых влиятельных лиц в российском искусстве по версии журнала «Артхроника», а также входит в российский инвестиционный художественный рейтинг 49ART, представляющий выдающихся современных художников в возрасте до 50 лет. Кирилл Кто активно занимается развитием локальной граффити-индустрии. Например, он организовывал проект «Стена» на территории «Винзавода». «Стена» — это в буквальном смысле кирпичная стена, которую с определенной периодичностью покрывают своими работами граффитчики. Проект позволяет, с одной стороны, вести дискуссию внутри индустрии и открывать для аудитории новых художников, а с другой — открыто наблюдать за процессом их творчества.
«Я бы обнял тебя, но я просто текст», «Эй ты, люби меня» — эти граффити стали по-настоящему вирусными во многих городах-миллионниках. Их автор — художник из Екатеринбурга Тимофей Радя. Его стиль характеризуют как остросоциальный и злободневный, творчество художника — идеальное совпадение контекстов, то есть городских поверхностей с настроением и смыслом граффити.
Павел Пухов, известный под псевдонимом Паша 183 (P183), — знаковый художник для отечественной граффити-индустрии на этапах ее зарождения. Он отвечал за оформление декораций в уличном стиле для рок-оперы TODD панк-группы «Король и шут». Всемирная известность к Пухову пришла после статьи в издании The Guardian, в которой его назвали «русским Бэнкси». Кстати, в 2013 году всемирно известный британский художник сделал работу в память о Паше 183. Изображение баллончика с краской, над которым горит пламя свечи, появилось на официальном сайте Бэнкси через несколько дней после смерти российского райтера.
Заказы у современных граффитчиков делятся на три основных типа. Первый — оформление. С точки зрения имиджа, такие заказы в индустрии не считаются значимыми для художника. «Клиент делает заказ — и вам нужно что-то расписать, нарисовать какое-то изображение в определенной стилистике. Тут правила всегда диктует заказчик. О сильном портфолио речь не идет, — объясняет Покрас Лампас. — Лично мне никогда не хотелось этим заниматься».
Более престижным считается сотрудничество с галереями (создание холстов и арт-объектов) — это взаимодействие с арт-миром и высокие гонорары. «Речь идет про долгосрочную инвестицию и долгосрочное планирование. Холсты — более серьезный подход, их не должно быть слишком много, потому что покупатели хотят, чтобы картины, которые они покупают, только дорожали, — отмечает Покрас Лампас, у которого большой контракт с группой галерей по всему миру. — В России, к сожалению, культура арт-менеджмента развита слабо. Когда я начинал, все незнакомые нюансы я уточнял у своего галериста, наблюдал за ним и за тем, как работают галереи по всему миру. Сейчас я не занимаюсь продажей своих работ, это регулирует мой арт-менеджер».
Покупка работ раскрученных художников, грамотно выстраивающих стратегию, считается в арт-индустрии эффективным вложением. В июле этого года прошла закрытая выставка работ Бэнкси в лондонской галерее Lazinc. Три полотна стоимостью от 500 тыс. до 1,5 млн фунтов были проданы в первые же сутки в рамках VIP-доступа до начала открытого старта продаж. По подсчетам The Art Newspaper, стоимость произведений Бэнкси выросла на 120% за последние пару лет.
Российский же рынок граффити пока пребывает в стадии формирования. «Есть очень хорошая поддержка. Есть музей «Гараж», Роман Абрамович, семья Церетели и другие, кто покупает определенные работы и инвестирует. Есть серьезные фонды и галереи (RuArts, «Триумф»), ярмарки (Cosmoscow), есть частные коллекции. В России много коллекционеров, которые не афишируют покупки. Думаю, что в этом плане рынок у нас довольно тихий», — отмечает Покрас Лампас.
Третий вид заработков — коммерческое сотрудничество с глобальными и локальными брендами. Здесь стоимость работы и степень вовлеченности художника зависит от личных предпочтений и договоренностей с заказчиком, а также от правовых аспектов.
«Сумма всегда зависит от многих факторов. Например, от того, имиджевая ли это работа или та, что нужна для продажи нового товара. Имиджевый проект может стоить до полумиллиона рублей, а «продуктовый», большого объема и тиража, — от 1-1,5 млн и выше, — говорит Покрас Лампас. — Учитываются и правовые аспекты. У меня есть свой юрист, с которым мы вместе составляем контракт и смотрим, где и на каких условиях мы передаем права. Все это в том числе влияет на стоимость проекта. Это помогает регулировать рынок».
Команда ADED подходит к выбору коммерческого сотрудничества крайне избирательно, поэтому стоимость их работы зависит в первую очередь от масштаба заказа и портрета клиента. Участники ADED признаются, что, отказывая одним, они создавали себе базу для того, чтобы работать с более близкими по духу заказчиками. «Нам приходилось отказывать 90% потенциальных клиентов, поскольку работаем мы исключительно с теми, кто готов создавать продукт в нашей стилистике. Мы ни под кого не подстраиваемся и этим сильно отличаемся от других, — отмечает Cozek. — Нам прекрасно известно, какие бюджеты осваивают те или иные компании. При обсуждении стоимости проекта отталкиваемся от того, во сколько оцениваем себя и свое время в рамках конкретной задачи».
Где смотреть уличное искусство в России
Для того чтобы отслеживать тренды и перспективных художников, важно следить и за социальными сетями признанных райтеров, и за ключевыми мероприятиями и арт-площадками. Помимо уже упомянутого проекта «Стена» на «Винзаводе» в России существует еще несколько организованных пространств для знакомства со стрит-артом.
Музей уличного искусства в Санкт-Петербурге. Здесь есть постоянная экспозиция с работами признанных отечественных граффитчиков, среди них — Паша 183, Тимофей Радя, Кирилл Кто, Андрей Оленев, Никита Nomerz. В музее также проводятся временные тематические выставки.
Биеннале уличного искусства «Артмоссфера». Пройдет с 31 августа по 14 октября в московском Центре современного искусства «Винзавод». Свои работы представят 40 ведущих российских и зарубежных художников стрит-арта.
Стоит следить за проектами музеев «Гараж» (Москва) и «Манеж» (Санкт-Петербург). Эти площадки активно интересуются стрит-артом, работают с главными локальными представителями и в целом поддерживают граффити-индустрию.
СпецпроектыГраффитчики
От нелегальной зависимости — к осознанию искусства и исследованию городского пространства
Некоторые по-прежнему воспринимают Нижний как столицу стрит-арта, хотя понятно, что золотые времена уже позади. При этом восприятие граффити-культуры, также имеющей свое обоснование и идеологию, остается поверхностным и не ассоциируется с художественным началом. The Village Нижний Новгород и организаторы городского граффити-контеста платформа #ЧастьТвоегоГорода пообщались с нижегородцами, участвующими в уличном рисовании уже не первую пятилетку, о культуре, негласных правилах и отношениях с городом.
Герои материала предпочли сохранить анонимность, обозначение и порядок условны.
«Многие начинали играть в эту игру…»
Граффити — это чистой воды эгоизм, своего рода несанкционированная реклама. Желание дать всем окружающим понять, что ты тут был. Ты можешь заявить о себе очень громко какой-нибудь огромной надписью на витрине, или тихонечко маркером, или замазкой на ближайшем столбе — всё очень просто. И человек, решивший поиграть в эту игру, просто берет себе псевдоним, который позже будет мозолить глаза на новостройках, витринах, на транспорте и внутри него. В моем случае эта игра началась задолго до того, как я впервые осознанно выбрался на улицу и начал писать свое имя везде, где хотел. В школе толпой ребят мы интересовались одним и тем же; возможно, немного соревновались, у кого рисунок на задней обложке тетрадки получился интереснее, качественнее или сложнее. Сейчас 99 процентов этих людей уже и не вспомнят, чем они тогда занимались: кто-то отслужил, даже побывал на военных действиях; кто-то сидит в офисе; кто-то стоит на фейсконтроле в дорогом смокинге. С годами круг сужается до небольшого количества единомышленников — настолько ничтожного, что тебе хватает пальцев рук, чтобы перечислить всех, с кем можно поговорить о граффити.
Для меня все началось, кажется, в совсем глубоком детстве, еще до того, как пошел в школу: мы с бабушкой ехали на общественном транспорте в поликлинику, я увидел надпись на стене RAP и подумал, что это написано слово «раб», просто с ошибкой; не знал тогда совсем, как латиница читается. Спросил у бабушки, что это такое. Она отмахнулась, мол, какие-то плохие надписи, но я почему-то подумал, что это нечто крутое. Потом стал на районе везде замечать теги, а позже — и большие-пребольшие продакшены. Когда перешел в новую школу в начальных классах, меня привели в такое место, на районе оно называлось «рэпка». Ничего особенного: какая-то котельная, гаражи, граффити — выглядело очень атмосферно на тот момент, и там царил настоящий хип-хоп. Мы там просто лазали, общались, прыгали по гаражам — учились паркурить. Не было особой потребности себя как-то узко идентифицировать. Неважно, рэпер ты, скейтер или граффитчик, — все как-то вместе тусовались. И первую краску с этой компанией мы спонтанно попробовали. Смотрели на старших парней в мешковатых одеждах, которые там рисовали, выпивали, как-то со страхом. Мы тогда никаких внутренних правил не понимали, что там «крыть» кого-то нельзя; думали, можно рисовать, где хочешь. Я вскоре научился, что надо как-то осмыслять, где рисовать. Хотя со временем, конечно, появились нюансы, и мы узнали, что если у тебя скилл покруче, ты можешь крыть тех, кто просто пишет и еще не умеет рисовать, так называемую «чикарню». Иногда все эти перекрывания перерастали в настенные войны.
Для меня граффити — способ трансляции своих мыслей через определенный шрифтовой шаблон. Я не вижу в нем протеста, способа заявить о себе или донести до прохожих свою гениальную мысль. Всем этим занимается искусство, а концептуальные идеи давно уже были воплощены гениями получше нас. Граффити — искусство ради искусства, своеобразный вид медитации, через которую многое можно понять и переосмыслить. По своей сути граффити абсурдно, но лично для меня оно стало проводником в жизнь, привило чувство вкуса, дало жизненный опыт, настоящих друзей, хулиганское ощущение свободы и кучу счастливых моментов. Кстати, к академическому рисованию, любви к шрифтам и дизайну, которым я занимаюсь сейчас, меня привело именно граффити. Кто-то считает рисование баллончиками детским занятием, этапом на пути к чему-то серьезному, например, стрит-арту или графике. Для меня же граффити и развитие в сфере дизайна существуют отдельно. Хочется, конечно, развиваться дальше, пробовать новое, но в выходные можно и стеночку сделать.
Граффити как культура
На улице ребята делятся на коллективы, сбиваются в группы по общим предпочтениям, и негласно появляется направление, в котором они действуют. Это может быть легальное рисование в местах, где можно рисовать по нескольку часов — и никто тебя не тронет. Соответственно человек работает над формой букв, стилем и качеством работы. Другие же заявляют о себе громко, дерзко и ярко, оставляя огромные рисунки на самых видных местах, скажем так, зарабатывая очки уважения у коллег по цеху, ведь не у каждого мальчика, взявшего в руки баллончик с краской, хватит смелости написать свое имя в месте, которое наутро увидят сотни людей.
На самом деле из тех, кто со мной изначально начинал рисовать, сейчас продолжает, в итоге, только один человек. Граффити — дело достаточно рисковое. Меня никогда такие вещи не останавливали, хотя в какие-то периоды приходилось прятать краску от мамы где-то во дворе. Иногда я специально выносил баллоны на улицу заранее или выходил ночью порисовать. Это была настоящая зависимость, маму это пугало. Она однажды сказала, что, если бы выпустили лекарство от граффити, она бы сразу мне его купила за любые деньги. Обычно быстро развиваются ребята, которые сразу попадают в нужную компанию и тянутся за теми, кто круче. Многие влияли друг на друга, особенно в процессе создании продакшенов — таких общих больших работ, под которые команда покупает общие цвета, готовит сходные скетчи, сочетаемые шрифты.
Сегодня граффити превратилось в бренд и плотно укрепилось в механизме системы, с которой изначально боролось. Но «тру», нелегальное граффити, продолжает жить, пусть его тенденции и меняются. Раньше в Нижнем, как и в любой провинции, с информацией и краской было туго. Это ли не лучшая мотивация к тому, чтобы самому изобретать граффити, свой стиль и ценить то, что имеешь? Сейчас этой мотивации нет, мы все росли на готовом, а те, кто начинает рисовать сегодня, вообще не догадываются, какого труда стоило сделать кусок в полной информационной яме.
Лично я делю рисование для себя на две части. Первая — так называемый бомбинг: опасные акции на палевных стенках, пригородных поездах, вагонах метро и, конечно, трамваях. Для меня это чистой воды спорт — не более. Я уже решил для себя, что без этого не смогу, и планирую это делать всю жизнь. Второе — это рисование более серьезное, техничное. Для райтера нет границ — стена это, поезд или холст. Тут ты пытаешься изобразить что-то более сложное, чем просто шрифт с именем или названием команды. Но без первого невозможно второе, по крайней мере для меня. Я полностью живу атмосферой граффити, и для меня это уже давно не рэп и не хип-хоп. Один знакомый однажды дал мне книгу Кандинского «О духовном в искусстве». Оттуда я усвоил несколько важных вещей, среди которых особенно запомнилось высказывание: «Художник — это зеркало своего времени». Я тогда задумался: ведь то, что мы сейчас делаем, — это удивительно. Люди лет 100–200 назад не смогли бы поверить в существование в будущем такой субкультуры, как граффити. Они не могли бы представить, что молодые парни, рискуя свободой и большими суммами денег, едут ночью на споты, выжидают, пока охрана потеряет бдительность, чтобы разрисовать состав.
Команды
Так вышло, что я был инициатором многих команд. Это как-то само собой получается: ты начинаешь рисовать, у тебя появляется какая-то компания, с которой ты рисуешь. Проходит время, появляется потребность во что-то объединяться. Свою нынешнюю команду мы собрали спонтанно: просто вышли вдвоем с другом ночью, и я предложил буквы, которые давно когда-то писал. Сделали на видном месте кусок, на Комсомольской площади, и решили, что все: мы основали команду, будем писать теперь только эти буквы. Это было 31 мая, и с тех пор мы пытаемся праздновать этот день, собираемся и делаем общий продакшен. Через команду за все время прошло больше двадцати человек, но в итоге осталось четверо.
Граффити-команда для меня — это прежде всего друзья, с которыми есть о чем поговорить, кроме рисования. Все совершают ошибки, и в одно время нам вскружила голову идея «захватить город» и набрать побольше активных одиночек. Такие раздробленные команды обычно не держатся и года, поэтому мы очень быстро, сами того не замечая, вернулись к первому составу. Команду делает командой не только дружба, но и умение действовать сообща и идти на компромисс друг с другом. Не менее важна и общая стилистика, но в то же время очень круто смотрятся команды, где у каждого свой стиль. Мы всегда равнялись на две идеальные, на наш взгляд, команды Нижнего: Oafs и Efs, несмотря на то что они не были так активны, когда мы начинали.
Команда — в первую очередь друзья, которые действуют сообща и пытаются прийти к общей цели. Но, к сожалению, годы берут свое. Ребята, которые были рядом когда-то, уже не хотят рисовать. Их больше и больше поглощает рутина, они считают это бесполезным хобби, отнимающим кучу денег, времени и угрожающим их дальнейшей благополучной жизни.
Новых ребят приходит очень мало, и я едва ли могу найти с ними общий язык. Большинство стариков, к сожалению, оказались кучкой позеров. Как только мода ушла, сдулись.
Негласная этика
Среди рисующих ребят присутствует некая негласная этика, какие-то правила, которых мы стараемся придерживаться. Мне кажется, что бомбинг (нелегальное рисование) тоже может быть уместным. В эти правила входит: не делать свои рисунки поверх других рисунков. Это считается прямым неуважением, вызовом, поэтому, если вы где-то увидите перечеркнутый рисунок или надпись поверх другой надписи, у кого-то точно конфликт. Также большая часть ребят, рисующих на улице, не трогает памятники. Это не табу, просто понимание, что агрессия общественности будет в тысячу раз сильнее, чем если это будет дом, остановка или что-то такое. Я с годами стал намного осторожнее относиться к городу, к месту, в котором живу.
Лично мне все эти правила, кто кого перекрыл, кто на кого наехал, неинтересны и напоминают скорее тюремные или хулиганские понятия. А вечные споры, что «тру» — райтинг или бомбинг, вообще не имеют никакого смысла: каждое направление по-своему хорошо. Конечно же, самые обычные правила человеческой этики должны соблюдаться: не тэгать на памятниках, новых зданиях и частной собственности. Ну, и уважение к чужому труду тоже никто не отменял, а то многие пользуются правилом: «На хофе ( полулегальной стене. — Прим. ред.) перекрывать можно всех». И поверх техничной работы лепят двухцветные печатки.
Легальность
Никто не отменяет факта, что кем-то из активных игроков на улице интересуются правоохранительные органы. Желание вписать свое имя в какой-то момент становится твоей потребностью и заставляет быть более расчетливым, изобретательным. Ты наперед думаешь о том, как сделать, чтобы у людей не возникла мысль о том, что ты можешь этим заниматься. Вы никогда не поймете, что парень в пиджаке, который сегодня заключил с вами договор, вечером может надеть неприметную одежду — и наутро вы просто удивитесь количеству надписей, которые он захотел вам показать.
Рисование на поездах, на железе — это отдельная болезнь. Вид твоего рисунка на железе, того, как он едет, — невероятное чувство. Есть ощущение, что здесь рисуешь уже не ради процесса, а ради результата. Например, распишешь трамвай, и он потом едет по городу. И ты везде, ты сам это сделал. Но те, кто рисует на поездах, имеют больше всего проблем с законом. На разных объектах разные охранники. Кто-то спит спокойно, кто-то действительно охраняет, следит. Нас так однажды поймали в трамвайном депо: охранник тихо подкрался и в лицо мне перцовым баллончиком брызнул. Не знаю, как я его поборол, практически ничего не видя и задыхаясь, но мы тогда все как-то убежали. Правда, у меня и сумка, и работы по учебе остались там раскиданными. Потом еще долго переживал, что меня найдут. Работы ведь подписанные. С транспортной полицией тоже разные случаи бывают. У них там очень внимательный подход. Одного моего знакомого поймали, забрали у него всю одежду на экспертизу краски. Он в отделении так и сидел в трусах, пока мама ему вещи не привезла. У многих бывали обыски дома: забирали ноутбуки проверять на улики, эскизы все вывозили.
Отдельная тема для обсуждения — это рисование на железе. Так называют любой вид общественного транспорта. В том виде, в котором оно зародилось в Нью-Йорке, граффити на поездах давно нигде не существует. Раньше куски ездили по линии месяцами, а рисовать в отстойниках можно было всю ночь. Граффити преследовало свою главную цель — быть увиденным и насолить системе. В нашей стране красно-серый мир давно победил, рисунки сразу закрашиваются, а за граффитчиками ведется слежка через интернет-страницы. В деле остались только самые сумасшедшие бомберы. Многие делают это для галочки, потому что так круто. До сих пор в голове почти каждого граффитчика есть строгая иерархия крутости: внизу — стенки, выше по уровню опасности товарные вагоны, электрички и метро.
МАТЕРИАЛ ПОДГОТОВЛЕН ПРИ ПОДДЕРЖКЕ