И увидел я что преимущество мудрости перед глупостью такое же как
Книга Екклеcиаста, или Проповедника, глава 2 Екклеcиаст, гл 2
Сказал я в сердце моем: «дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром»; но и это — суета! О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно делает?» Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей.
Я предпринял большие дела: построил себе домы, посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева; сделал себе водоемы для орошения из них рощей, произращающих деревья; приобрел себе слуг и служанок, и домочадцы были у меня; также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих — разные музыкальные орудия.
И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пребыла со мною. Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих. И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, всё — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость: ибо что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано?
И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою: у мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме; но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце моем: «и меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?» И сказал я в сердце моем, что и это — суета; потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым. И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо всё — суета и томление духа!
И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это — суета! И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем, потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать всё человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это — суета и зло великое! Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его — скорби, и его труды — беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это — суета!
Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это — от руки Божией; потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него? Ибо человеку, который добр пред лицом Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицом Божиим. И это — суета и томление духа!
Глава 2
1–11. Суетность мирского веселия. 12–17. Одинаковая участь мудрого и глупого. 18–23. Суетность труда. 24–26. Пища, как дар Божий.
Убедившись в том, что познание истины усиливает внутреннюю неудовлетворенность, лишает человека спокойствия и повседневных радостей, Екклезиаст решает взглянуть на жизнь беспечными глазами, со всей беззаботностью отдаться веселью, искать счастья не в духовных, а в чувственных наслаждениях. Слав. « виждь во блазе» значит: испытай на опыте наслаждения.
Но и эта попытка кончилась неудачей. Беспечная веселость, забавляющаяся в сущности ничтожными и пошлыми вещами, не более как глупость и не может дать чего-нибудь положительного для человеческого счастья. Смех и веселье представляются здесь в образе лиц, к которым Екклезиаст обращается с речью. Следует переводить: «смеху сказал я: глупость! и веселью: что оно делает». Слав. – « Смеху рекох: погрешение, и веселию: что се твориши.»
Екклезиаст отдавался чувственным удовольствиям (в частности – винопитию) не по естественному влечению сердца, а с критической целью, как исследователь, философ; решая придержаться глупости, т. е. беспечного и легкомысленного веселья, он не переставал руководиться мудростью, философски взвешивать, насколько действительно испытываемое им счастье.
О царском водоеме упоминается в Неем 2.14 (ср. Ис 22.11 ). О том, что этот водоем построен был Соломоном, говорит лишь книга Екклезиаста. Иудейское предание также усвояет его Соломону. В настоящее время по дороге от Иерусалима к Хеврону на расстоянии 2 1 2 часов пути находятся так называемые пруды Соломона. По свидетельству Иосифа Флавия вода из прудов Соломона была проведена в Иерусалим для нужд храма и всего города. Это свидетельство заслуживает полного доверия, так как пруды эти стоят выше площади Харама, на которой стоял храм Соломонов, приблизительно на 130 футов, и так как теперь еще сохранились остатки водопроводов, соединяющих пруды Соломона с Иерусалимом.
Радости и увеселения Екклезиаста не были развлечениями ленивого и бездеятельного человека. Они были отдыхом и наградой за тяжелые труды и, по-видимому, должны были бы дать ему полное нравственное удовлетворение.
Надежда Екклезиаста не сбылась. Радости труда не удовлетворили его стремление к счастью. Он увидел, что нет полного счастья (Ithron) на земле.
Екклезиаст не отрицает громадного превосходства мудрости перед глупостью, как света перед тьмой.
Но освещая все, что для глупого остается во мраке, мудрость не может изменить естественного порядка вещей. Перед ним она столь же бессильна, как и глупость. Неустранимая власть естественного миропорядка над мудростью особенно обнаруживается в том, что и мудрый и глупый одинаково подвержены смерти.
Факт смерти, господствующей одинаково над мудрыми и глупыми, настолько поразил сознание и нравственное чувство Екклезиаста, что жизнь потеряла в его глазах свою ценность, свой смысл, стала для него предметом ненависти и отвращения. Не важно то, пережил ли Екклезиаст такое состояние в действительности или пришел к этому выводу теоретически, путем наблюдения и размышления; несомненно то, что человек, ищущий полного счастья в границах земного бытия, ставящий себе идеалы в пределах эмпирических фактов, неизбежно приходит к полному разочарованию и, в конце концов, к крайнему пессимизму. Эмпирическое, чувственное миросозерцание не в состоянии вместить в себе вечных идеалов человечества и, потому, рождает в нем ощущение ничтожества, бесцельности существования. Все эти идеалы неумолимо разрушаются уже одним фактом смерти.
С мыслью о смерти, до некоторой степени, могла бы примирить человека уверенность, что созданное им не умрет, но послужит основанием, на котором последующие поколения возведут прочное здание человеческого счастья. Но и этой уверенности нет у человека, так как он не знает, какой будет его наследник и преемник, продолжит ли он или разрушит его дело.
Это обстоятельство отнимает у труда всякую ценность, всякий смысл. Екклезиаст отрекается от труда, от всякой надежды найти в нем удовлетворение.
Уже одно то, что плодом трудов одного пользуется другой, не принимавший в них никакого участия, является вопиющей несправедливостью, величайшим злом.
Для самого же трудящегося труд не дает ничего действительно ценного. Его постоянные спутники – скорби и беспокойства.
Глава 2
Подумал я в сердце своем: буду в вине влачить плоть свою; но сердце мое навело меня на мудрость, и к тому, чтобы овладеть глупостью, пока не увижу, что было доброго у сынов человеческих из того, что делали они под солнцем в числе дней жизни своей. Хотел я отдать жизнь наслаждениям, освободить плоть свою от всех забот и как вином упиваться удовольствиями; но размышление мое и естественный разум, который Бог вложил и грешникам, отвлекли меня и привели к изысканию мудрости и попранию глупости, чтобы видеть, что было доброго из того, что люди могли сделать в течение жизни своей. Прекрасно сравнил удовольствия с опьянением. Ибо они, подобны опьянению, разрушают крепость духа, и кто сможет заменить это опьянение мудростью, и (как стоит в некоторых списках) «получить радость духовную», тот будет в состоянии достигнуть знания того, к чему в этой жизни должно стремиться и чего избегать.
Увеличил я дела свои, построил себе дома, насадил себе виноградники, и прочее до того места, где говорит: «глаза мудрого в голове его, а глупый ходит во тьме». Прежде чем буду говорить о частностях, мне кажется полезно вкратце обнять все и смысл всего места, так сказать, подвести к одному итогу, чтобы легче можно было понять то, о чем говорится. Как царь и человек могущественный, я имел все, что в мире считается благом. Я построил себе высокие дворцы, усадил виноградниками горы и холмы, и чтобы ни в чем не было недостатка для жизни роскошной, насадил себе сады и огороды и возрастил в них различные деревья, которые сверху орошались собранною в цистерны водою, чтобы от постоянной влаги зелень поддерживалась долее. Было у меня безчисленное множество рабов, и купленных, и своих туземных; было и много стад домашних животных, то есть волов и овец, – было столько, сколько не имел прежде до меня ни один царь в Иерусалиме. Хранились у меня и неисчислимые сокровища серебра и золота, собиравшиеся из даров различных царей и из налогов различных народов. Вследствие этого, чрезмерное богатство увлекало меня к большей и большей роскоши; играли у меня оркестры музыкантов на флейтах и лирах, были хоры певцов и на пирах прислуживали мужчины и женщины. Но чем больше возрастала эта роскошь, тем больше оскудевала мудрость. Ибо к какому бы наслаждению ни увлекала меня похоть, я стремился к нему неудержимо и необузданно, и думал, что это добрый плод трудов моих, если я сам истощался в удовольствиях и роскоши. Наконец, пришедши в себя и как бы пробудившись от тяжелого сна, я посмотрел на руки свои и увидел, что дела мои полны суеты, полны нечистоты, исполнены духом заблуждения. Ибо не мог я признать благом ничего из того, что в мире считалось благом. Поэтому, размыслив, каковы блага мудрости и каково зло глупости, я стал воздавать хвалу тому человеку, который, обуздав себя после жизни порочной, мог быть последователем добродетели. Ибо велико расстояние между мудростью и глупостью, и сколько день отличен от ночи, столько же различаются добродетели от пороков. Мне кажется поэтому, что следующий мудрости постоянно устремляет очи к небу, что лице его обращено горе, и что он созерцает высшее; а преданный глупости и порокам находится во тьме и блуждает в неведении вещей.
Увеличил я дела свои и пр. Увеличивает дела свои тот, кто по образу Творца возносится к горнему и созидает дома, дабы Отец, и Сын, и Дух Святый пришли и обитали в них, – и насаждает виноградники, к которым бы Иисус привязывал ослицу свою.
Сделал себе сады и огороды: насадил в них всякое дерево плодовитое. В доме богатого есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные. Для некоторых не совсем здоровых и слабых делаются и огороды, ибо кто нездоров, тот питается овощами ( Рим.14:2 ); насаждаются деревья, – не все «плодовитые», как стоит в латинских списках, но все «плоды», то есть деревья различных плодов и сортов, так как в церкви дары благодати различны, и один есть глаз, другой – рука, иной – нога, и менее совершенным из членов мы оказываем большее попечение ( 1Кор.12:24 ). Между этими плодовитыми деревьями первое место, думаю, занимает древо жизни, которое есть мудрость. Ибо, если оно не посажено в средине, то засохнут и прочие деревья.
Устроил себе водоемы для орошения из них рощей и растущих деревьев. Деревья рощей, деревья лесов, которые неплодовиты, не приносят плодов, питаются не небесным дождем, не водами, падающими сверху, а теми, которые собираются в водоемы из ручьев. Ибо равнинный и низменный Египет, как овощной огород, орошается водами земными и идущими из Эфиопии, а земля обетованная, как страна гористая и возвышенная, ожидает дождя раннего и позднего с неба.
Накупил слуг и служанок; и домочадцы были у меня, и имение вьючного скота и овец многое было у меня. Если и теперь, как и выше, в Екклезиасте мы хотим видеть образ Христа, то под рабами можем разуметь тех, кои имеют в рабстве дух страха и более желают духовного, чем обладают им; под служанками можем разуметь те души, кои еще преданы телу и земле; а под домочадцами тех, кои, хотя находятся в церкви и превосходят указанных рабов и служанок, но еще не одарены от Господа свободою и благородством. В имении Екклезиаста есть и иные члены, деятельностью и простотою своею уподобляющиеся волам и овцам: они, не имея разумения и знания Писаний, хотя и трудятся в церкви, но еще не достигли того, чтобы заслужить человеческое достоинство и возвыситься до образа Творца. Тщательно заметь, что относительно слуг, служанок и домочадцев не прибавляется, что их было много, а о волах и овцах говорится: «имение вьючного скота и овец многое было у меня». Ибо в церкви более скота, чем людей, более овец, чем слуг, служанок и домочадцев.
А в конце говорится: «больше нежели у всех бывших прежде меня в Иерусалиме». Не служит к большой славе Соломона, что он был богаче одного царя, своего отца, потому что при Сауле Иерусалим не был еще столицею, а находился во владении Иевусеев, которые жили и в самом городе. Поэтому следует объяснять в высшем смысле, какой это Иерусалим и чем Екклезиаст был богаче всех предшествовавших ему царей в Иерусалиме.
И возвеличился я и приложил мудрость больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме: и мудрость моя оставалась при мне. Возвеличившийся Екклезиаст, по-видимому, наименее соответствует Господу, если только мы не применим к Нему оного: «преспеваше премудростью и возрастом и благодатью» ( Лк.2:52 ) и: сего ради «Бог Его превознесе» ( Флп.2:9 ). А в словах: «бывших прежде меня в Иерусалиме» говорит о тех, кои до Его пришествия управляли собранием святых и церковью. Если мы понимаем Писание духовно, то наиболее богатый из всех есть Христос; если только телесно, то лучше понимать это в отношении к синагоге, чем к церкви. Итак, Он снял покрывало, которое было положено на лице Моисея ( Исх.34 ) и дал нам в полном свете видеть лице Его ( 2Кор.3:14–18 ). Далее, в том, что мудрость осталась при Нем, смысл тот, что мудрость оставалась у Него и во время пребывания Его во плоти. Кто преуспевает в премудрости, у того мудрость не остается в одном положении, а кто не принимает преуспеяния и не возрастает постепенно в премудрости, а постоянно обладает оною в полноте, тот может сказать: «и мудрость оставалась при мне».
И все, чего ни просили глаза мои, я не отнимал у них, и не возбранял сердцу моему никакой радости, ибо сердце мое радовалось во всяком труде моем. И это было долею моею от всякого труда моего. Очи души и порывы ума стремятся к созерцанию духовному, а грешник, не зная сего созерцания, возбраняет сердцу своему истинное наслаждение. Этому созерцанию Екклезиаст предался всецело и незначительные скорби в мире возместил вечною славою. Слава эта есть доля наша и вечная награда, если здесь мы подвизаемся ради добродетели.
И оглянулся я на все дела мои, какие сделали руки мои, и на труд, каким я трудился, делая. Кто все делает тщательно и с осторожностью, тот может сказать это: «И вот все суета и томление духа. И нет изобилия под солнцем». Все, что есть под солнцем, Он снова, как и в других случаях, признал ничтожным и, по различию стремлений людских, противоречивым. И нет изобилия под солнцем. Христос в солнце положил селение Свое ( Пс.18:5 ). Следовательно, кто еще не достиг до света, порядка и постоянства солнечных, в том Христос не может ни обитать, ни изобиловать.
И оглянулся я, чтобы, видеть мудрость, и заблуждение, и глупость: ибо кто из людей может идти за царем и творцем своим? поелику выше, до того места, где Писание говорит: «глаза мудрого в голове его», я все обобщил в одной мысли, с целью кратко указать смысл, и потому в дальнейшем касался лишь немногого, уясняя таинственное значение оного: то и теперь я должен вести свое изложение сообразно с тем, как начал. Смысл этого места во многом уклоняется от перевода Семидесяти. Екклезиаст говорит, что он, осудив наслаждения и удовольствия, возвратился к изысканию премудрости, в которой нашел более заблуждения и глупости, чем истинного и твердого ведения. Ибо человек не может так ясно и чисто уразумевать премудрость Творца и Царя своего, как разумеет Он Сам, Творец. Поэтому и то, что мы знаем, есть более домысл, чем твердая истина, и более предположение, чем действительное знание.
И увидел я, что преимуществует мудрость над глупостью, как свет преимуществует над тьмою. Хотя, говорит, я увидел, что самая мудрость человеческая соединена с заблуждением и не может так чисто проникать в наши умы, как она существует в Царе и Творце нашем; однако я убедился, что и в том, что есть у нас, существует большое различие между мудростью и глупостью, такое же, какое между днем и ночью, светом и тьмою.
И сказал я в сердце своем: каков конец глупому, таковой же постигнет и меня: и для чего же я сделался мудрым? И сказал я в сердце своем, что и это суета. Ибо и мудрому, вместе с глупым, не будет памяти во век; потому что вот во дни грядущие все покроет забвение. Но каким образом умрет мудрый вместе с глупым? Сказал я: мудрый и глупый, праведный и нечестивый умрут с одинаковою участью, и с равною долею будут терпеть в этом мире всякие бедствия: какая же мне польза, что я следовал мудрости и потрудился более других? Снова обдумывая это и тщательно исследуя умом сам с собою, я нашел это мнение мое напрасным. Ибо мудрый и глупый неодинаково будут иметь память в будущем, когда настанет кончина всего, и неодинаковый будет им исход, так как один пойдет к наградам, а другой к наказанию. В этом месте Семьдесят Толковников яснее перевели смысл еврейский, хотя не удержали расположения мыслей: «и зачем я сделался мудрым? тогда излишне сказал я в сердце моем – ибо неразумный говорит излишне, – что и это суета, потому что нет памяти мудрому с глупым во век» и пр. То есть, обличая, что прежнее мнение его неразумно, засвидетельствовал, что он сказал несправедливо и заблуждался, когда прежде так думал.
И возненавидел я жизнь, ибо зло для меня дело, совершенное под солнцем, ибо все суета и пасение ветра. Если мир во зле лежит и в жилище сем апостол воздыхает, говоря: «окаянен аз человек, кто мя избавит от тела смерти сея» ( Рим.7:24 ): то справедливо он ненавидит все, совершенное под солнцем. Ибо по сравнению с раем и блаженством той жизни, в которой мы наслаждались плодами духовными и радостями добродетелей, мы теперь находимся как бы в ссылке и темнице, в юдоли плача, снедая хлеб в поте лица.
И возненавидел я весь труд свой, которым я тружусь под солнцем, потому что я оставляю его человеку, который будет после меня. И кто знает, мудрый ли он будет или глупый. И будет он распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился, и в котором я сделался мудрым под солнцем: но и это суета. По-видимому, опять говорит о богатстве и имениях, – что постигаемые, по Евангелию, неожиданною смертью, мы не знаем, каков после смерти нашей будет тот, кто будет пользоваться трудом нашим. Такая участь постигла и Соломона, так как в Ровоаме он не имел сына подобного себе. Из этого видим, что и сын бывает недостоин отцовского наследства, если он неразумен. Но, при созерцании более возвышенном, мне представляется, что Соломон говорит здесь о труде духовном, – что муж мудрый трудится дни и ночи в изучении Писаний и сочиняет книги, чтобы оставить о себе память потомству, но труды его попадают в руки неразумных, которые часто по испорченности своего сердца заимствуют из них семена ересей и безславят чужие труды. Ибо если в настоящем месте у Екклезиаста идет речь о телесном богатстве, то зачем ему нужно было о труде и имениях говорить: «и будет он распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и в котором я сделался мудрым под солнцем». Потому что, какая мудрость собирать земное богатство?
И обратился я, чтобы отказать сердцу моему во всем труде моем, каким я трудился под солнцем, потому что человек трудится в мудрости, и знании и добродетели, а человеку, который не трудился, тому отдаст част свою. И это суета и многое зло. Ибо что бывает человеку во всем труде его и в стремлении сердца его, с которым от трудится под солнцем? Ибо все дни его – дни скорей и досады, и забот, и даже ночью не спит сердце его. Нo и это суета». Выше говорит о неизвестном наследнике, – что неизвестно, глупый или мудрый будет распоряжаться трудами другого. Теперь, хотя повторяет тоже самое, но смысл различен в том отношении, что, если даже оставляет человек труды свои сыну, родственнику или кому-либо известному, то тем не менее дело сводится к одному и тому же, что другой пользуется трудом человека и приобретенное потом умершего служит к наслаждению живущего. Пусть каждый спросит самого себя, и он узнает, с каким трудом он составляет книги, как
Часто стиль перевертывать должен, чтоб чтенья достойное
(Ex Horat. Sat. с. 1 sat. 10).
а между тем он отдает часть свою человеку, который не трудился. Ибо каким образом мудрость и знание, и добродетель, в коих человек, по словам Еккклезиаста, трудился, относится к земным имениям, когда мудрость, знание и добродетель презирают земное?
Нет блага для человека, как только чтобы есть, и пить, и доставлять душе своей благо в труде своем. Увидел я и то, что и это от руки Божией. Ибо кто съест и кто сбережет без Него? Потому что человеку доброму пред Ним Он дал мудрость и знание и радость, а грешнику дал заботу, чтобы он собирал и копил для передачи доброму пред лицем Божиим. Но и эта суета и томление духа. После того как я обо всем разсудил и увидел, что нет ничего несправедливее, как пользоваться трудом другого, мне представилось, что в течении дел наиболее справедливо и есть как бы дар Божий то, когда кто сам пользуется трудом своим, пьёт, ест и по временам сберегает собираемое богатство. То и дар Божий, что мужу праведному дается возможность самому употреблять в свою пользу приобретённое заботами и трудами; и наоборот, то дело гнева Божия к грешнику, что он дни и ночи собирает богатство и нисколько им не пользуется, а оставляет тем, кои праведны пред лицом Божиим. Но, присовокупляет он, тщательно обсудивши это и видя, что все оканчивается смертью, я и это признал суетнейшим. Впрочем, это по толкованию буквальному, чтобы не казалось, что я совершенно опускаю простой смысл, и имея ввиду богатство духовное, пренебрегаю скудостью смысла исторического. Ибо, что в том доброго или какой дар Божий или услаждаться своим богатством и как бы гоняться за убегающими удовольствиями, или обращать чужой труд в свою пользу и считать, что это дар Божий, если мы пользуемся чужими заботами и трудами? Следовательно, благо в том, чтобы принимать истинное питие от плоти и крови Агнца, о Котором говорят божественные Писания. Ибо кто может или вкушать оные или, когда нужно, сберегать, – без Бога, Который заповедует не бросать святого псам ( Мф.7:6 ) и учит, как должно давать слугам пищу во время ( Мф.24:45 ) и, как говорится в другом месте, найденный мед ест столько, сколько следует ( Прит.25:16 ). И прекрасно говорит, что человеку доброму Бог даёт мудрость, знание и радость: ибо, если он не будет добрым и не исправит прежде нравов своих своею собственною волею, то он не заслуживает мудрости, знания и радости, по сказанному в другом месте: «сейте себе правду, соберите плод живота, просветите себе свет ведения» ( Ос.10:12 ). Сначала мы должны сеять правду и собирать плод живота, а потом уже может открыться нам свет ведения. Тогда как доброму пред Ним Бог даёт мудрость и прочее, грешника Он оставляет его собственному произволу и попускает ему собирать богатство и оттуда и отсюда сшивать подкладку ложных учений. Ознакомившись с этими учениями, муж святой и богоугодный понимает, что они суетны и возникли из томления духа. И не следует удивляться, что сказал: «грешнику дал мучение» и прочее. Это должно понимать в том же смысле, о котором я часто говорил: ему дано мучение или развлечение потому, что он грешник, и причина этого мучения не в Боге, а в нём, согрешившем прежде собственною волею.
Источник: Библиотека творений святых отцов и учителей западных. Творения блаженного Иеронима Стридонского в 17-ти томах. Издание второе. Издательство: Киевская Духовная академия. Киев, типография И.И. Чоколова, 1894-. / Часть 6. 1880. – 530 с. / Толкование на книгу Екклезиаст, к Павле и Евстохии. 1-136 с.
Книга Екклеcиаста, или Проповедника, глава 2 Екклеcиаст, гл 2
Сказал я в сердце моем: «дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром»; но и это — суета! О смехе сказал я: «глупость!», а о веселье: «что оно делает?» Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей.
Я предпринял большие дела: построил себе домы, посадил себе виноградники, устроил себе сады и рощи и насадил в них всякие плодовитые дерева; сделал себе водоемы для орошения из них рощей, произращающих деревья; приобрел себе слуг и служанок, и домочадцы были у меня; также крупного и мелкого скота было у меня больше, нежели у всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих — разные музыкальные орудия.
И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пребыла со мною. Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих. И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, всё — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость и безумие и глупость: ибо что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано?
И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою: у мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме; но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце моем: «и меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?» И сказал я в сердце моем, что и это — суета; потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым. И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо всё — суета и томление духа!
И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это — суета! И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем, потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать всё человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это — суета и зло великое! Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его — скорби, и его труды — беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это — суета!
Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это — от руки Божией; потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него? Ибо человеку, который добр пред лицом Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицом Божиим. И это — суета и томление духа!