И вот теперь всем становится ясно что защищать старую россию
И вот теперь всем становится ясно что защищать старую россию
Контакты
Голос справа: Ложь! Ложь!
Председатель: Прошу не нарушать порядок.
Крушеван^^^ (г. Кишинев): Если будет сводиться к личным оскорблениям, мы сумеем.
Председатель: Ни об одной личности не упоминалось.
Церетели: Вы говорите: Ложь! Так вспомните убийц Герцен-штейна*^^*, которые безнаказанно разгуливают по стране, вопреки требованию финских властей.
Голоса справа: У вас руки в крови!
Церетели: Мы знаем, у кого руки в крови.
Шум справа; аплодисменты слева.
Председатель: Прошу порядок сохранять. Прошу оратора не прерывать.
Голоса справа: Оратора надо остановить, а вы нас останавливаете!
Председатель: Прошу порядок не нарушать и прошу оратора не перебивать.
Пуришкевич’^^ (Бессарабская губ.): Невозможно сидеть, невозможно слушать.
Голоса: Оратора нужно остановить! Шум.
Председатель: Прошу порядок не нарушать. Прошу оратора не перебивать.
Церетели: И вот теперь всем становится ясно, что защищать старую Россию, защищать помещичьи привилегии возможно только с помощью наемных погромщиков, с помощью голого насилия. Такое правительство не в состоянии, конечно.
. совладать с могучим напором исторического развития. Здесь сегодня правительство говорило об успокоении и порядке, но своими мерами оно еще более увеличило смуту, оно еще более усилило недовольство. Чем дальше, тем яснее становится непримиримое противоречие между старым режимом и всей новой растущей Россией. Все слои населения — торгово-промышленный и сельский пролетариат, широкие слои мелкой и средней буржуазии, многомиллионное крестьянство — все эти классы, нуждающиеся в свободной организации своих сил для защиты своих интересов, одушевляются страстным стремлением к освобождению страны от ненавистной крепостнической опеки. И чем ожесточеннее борется помещичье правительство за свое существование, чем суровее давит оно проявление всякой жизни, тем шире развивается народное недовольство, тем глубже растет революционное движение. Это не мы, так называемые крамольники, являемся деятелями революции.
. не мы вызываем насильственные столкновения.
Председатель: Призываю к порядку.
Но выполнить ее мы, граждане народные представители, не можем без помощи самого народа. И вот теперь, когда народ, сумевший выразить свою политическую волю, собирает силы для ее осуществления, все свои стремления, всю свою работу мысли слуги народа должны направить к тому, чтобы способствовать сплочению народа.
Голос справа: Довольно, довольно.
. Ибо только при непосредственной поддержке народа можно остановить дикий разгул насильников, опустошающих страну. Вы помните, граждане народные представители, как десять месяцев тому назад депутат Набоков*^’^ с высоты думской трибуны, опираясь на несомненное право, обратился к правительству со словами: «Исполнительная власть да подчинится власти законодательной». Два месяца спустя исполнительная власть, опираясь на штык, разогнала власть законодательную. Пока организованной силе правительства не противопоставлена организованная сила народа, исполнительная власть не сдастся, не уйдет, не подчинится власти законодательной.
Пуришкевич (Бессарабская губ.): Господин Председатель, довольно. Остановите оратора, тут призыв.
Речь, произнесённая 1 ноября 1916 в Государственной Думе
Речь, произнесенная 1 ноября 1916 в Государственной Думе автор Павел Николаевич Милюков (1859—1943) |
Дата создания: 1 ноября 1916 года, опубл.: Примерно то же время. Источник: http://web.archive.org/web/20140630012221/http://doc20vek.ru/node/1428 • Речь была произнесена 1 ноября 1916 года в Государственной Думе Павлом Милюковым |
П. Н. Милюков — Господа члены Государственной Думы. С тяжелым чувством я вхожу сегодня на эту трибуну. Вы помните те обстоятельства, при которых Дума собралась больше года тому назад, 10 июля 1915 года Дума была под впечатлением наших военных неудач. Она нашла причину этих неудач в недостатках военных припасов и указала причину недостатка в поведении военного министра Сухомлинова.
Вы помните, что страна в тот момент под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием. И вы помните, что тогда с этой кафедры даже министр Горемыкин признал „что ход войны требует огромного, чрезвычайного подъема духа и сил“. Вы помните, что власть пошла тогда на уступки. Ненавистные обществу министры были тогда удалены до созыва Думы. Был удален Сухомлинов, которого страна считала изменником (голос слева: „Он и есть“). И в ответ на требования народных представителей в заседании 28 июля Поливанов объявил нам, при общих рукоплесканиях, как вы помните, что создана следственная комиссия и положено начало отдаче под суд бывшего военного министра.
И, господа, общественный подъем тогда не прошел даром: наша армия получила то, что ей было нужно, и во второй год войны страна перешла с тем же подъемом, как и в первый. Какая, господа, разница, теперь, на 27-м месяце войны, разница, которую особенно замечаю я, проведший несколько месяцев этого времени за границей. Мы теперь перед новыми трудностями, и трудности эти не менее сложны и серьезны, не менее глубоки, чем те, перед которыми мы стояли весной прошлого года. Правительству понадобились героические средства для того, чтобы бороться с общим расстройством народного хозяйства. Мы сами те же, что прежде. Мы те же на 27-м месяце войны, какими были на 10-м и какими были на первом. Мы по-прежнему стремимся к полной победе, по-прежнему готовы нести необходимые жертвы и по-прежнему хотим поддерживать национальное единение. Но я скажу открыто: есть разница в положении.
Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе… (голоса: „Верно“), ибо по отношению к этой власти и попытки исправления, и попытки улучшения, которые мы тут предпринимали, не оказались удачными. Все союзные государства призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий. Они собрали кругом глав своих правительств все то доверие, все те элементы организации, которые были налицо в их странах, более организованных, чем наша. Что сделало наше правительство? Наша декларация это сказала. С тех пор, как выявилось в Четвертой Государственной Думе то большинство, которого ей раньше не доставало, большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия, с этих самых пор все почти члены кабинета, которые сколько-нибудь могли рассчитывать на доверие, все они один за другим систематически должны были покинуть кабинет. И если мы говорили, что у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты, то, господа, теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни (голоса слева: „Верно, правильно“), и пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою. Господа, тогда, год тому назад, был отдан под следствие Сухомлинов, теперь он освобожден (голоса слева: „Позор“). Тогда ненавистные министры были удалены до открытия сессии, теперь число их увеличилось новым членом (голоса слева: „Верно“, голоса справа: „Протопопов“). Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к ее патриотизму и к ее добросовестности. Можем ли мы это сделать теперь.? (голоса слева: „Конечно, нет“).
Во французской желтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Господа, если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу, или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство (Родичев с места: „К сожалению, это так“). И вы, господа, имеете теперь последствия. Еще 13 июня 1916 года с этой кафедры я предупреждал, что „ядовитое семя подозрения уже дает обильные плоды“, что „из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене“. Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, — привожу опять мои слова, — что „слухи эти забираются высоко и никого не щадят“. Увы, господа, это предупреждение, как все другие, не было принято во внимание. В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: „мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел“.
Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах бесцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира. Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами? (аплодисменты слева, голоса: „Верно“). У меня в руках номер „Берлинер Тагеблатт“ от 16 октября 1916 года и в нем статья под заглавием: „Мануйлов, Распутин, Штюрмер“: Сведения этой статьи отчасти запоздали, отчасти эти сведения неверны. Так немецкий автор имеет наивность думать, что Штюрмер арестовал Манасевича-Мануйлова, своего личного секретаря. Господа, вы все знаете, что это не так и что люди, арестовавшие Манасевича-Мануйлова и не спросившие Штюрмера, были за это удалены из кабинета.
Нет, господа, Манасевич-Мануйлов слишком много знает, чтобы его можно было арестовать. Штюрмер не арестовал Манасевича-Мануйлова (аплодисменты слева, голоса „Верно“. Родичев с места: „К несчастью, это правда“). Вы можете спросить: кто такой Манасевич-Мануйлов? Почему он нам интересен: Я вам скажу, господа. Манасевич-Мануйлов — это бывший чиновник тайной полиции в Париже, известная „Маска“ „Нового Времени“, сообщавшая этой газете пикантные вещи из жизни революционного подполья. Но он, что для нас интереснее, есть также исполнитель особых секретных поручений. Одно из этих поручений вас может заинтересовать сейчас. Несколько лет тому назад Манасевич-Мануйлов попробовал было исполнить поручение германского посла Пурталеса, назначившего крупную сумму, говорят около 800 000 руб., на подкуп „Нового Времени“. Я очень рад сказать, что сотрудник „Нового Времени“ вышвырнул Манасевича-Мануйлова из своей квартиры и Пурталесу стоило немало труда затушевать эту неприятную историю. Вот, личного секретаря министра иностранных дел Штюрмера, господа, на какого рода поручения употребляли не так давно (голоса слева: „Верно“, продолжительный шум).
Председательствующий. — Покорнейше прошу прекратить шум.
П. Н. Милюков. — Почему этот господин был арестован? Это давно известно и я не скажу ничего нового, если вам повторю, то, что вы знаете. Он был арестован за то, что взял взятку. А почему он был отпущен? Это, господа, также не секрет. Он заявил следователю, что поделился взяткой с председателем совета министров. (Шум. Родичев с места: „Это все знают“. Голоса: „Дайте слушать, тише“),
Председательствующий. — Прошу господ членов Думы соблюдать спокойствие
П. Н. Милюков. — Манасевич, Распутин, Штюрмер. В статье называются еще два имени — князя Андронникова и митрополита Питирима, как участников назначения Штюрмера вместе с Распутиным (шум). Позвольте мне остановиться на этом назначении подробнее. Я разумею Штюрмера министром иностранных дел. Я пережил это назначение за границей. Оно у меня сплетается с впечатлением моей заграничной поездки. Я просто буду рассказывать вам по порядку то, что я узнал по дороге туда и обратно, а выводы вы уже сделаете сами. Итак, едва я переехал границу, несколько дней после отставки Сазонова, как сперва шведские, а затем германские и австрийские газеты принесли ряд известий о том, как встретила Германия назначение Штюрмера. Вот что говорили газеты. Я прочту выдержки без комментариев.
Особенно интересна была передовая статья в „Нейе Фрейе Пресс“ от 25 июня. Вот что говорится в этой статье: „Как бы не обрусел старик Штюрмер (смех), все же довольно странно, что иностранной политикой в войне, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец (смех). Министр-президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал, — господа, заметьте, — что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мир. В лице Штюрмера приобретено орудие, которое можно употреблять по желанию. Благодаря политике ослабления Думы, Штюрмер стал человеком, который удовлетворяет тайные желания правых, вовсе не желающих союза с Англией. Он не будет утверждать, как Сазонов, что нужно обезвредить прусскую военную каску“.
Откуда же берут германские и австрийские газеты эту уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии и против продолжения войны? Из сведений русской печати. В московских газетах была напечатана заметка по поводу записки крайне правых (Замысловский с места: „И всякий раз это оказывается ложью“), доставленная в Ставку в июле перед второй поездкой Штюрмера. В этой записке заявляется, что, хотя и нужно бороться до окончательной победы, но нужно кончить войну своевременно, а иначе плоды победы будут потеряны вследствие революции (Замысловский с места: „Подписи, подписи“). Это — старая для наших германофилов тема, но она развивается в ряде новых нападок.
Замысловский (с места) — Подписи. Пускай скажет подписи.
Председательствующий — Член Думы Замысловский, прошу вас не говорить с места.
П. Н. Милюков — Я цитирую московские газеты.
Замысловский (с места) — Клеветник. Скажите подписи. Не клевещите.
Председательствующий — Член Государственной Думы Замысловский, прошу вас не говорить с места.
Замысловский — Подписи, клеветник.
Председательствующий — Член Государственной Думы Замысловский, призываю вас к порядку.
Вишневский (с места) — Мы требуем подписи. Пусть не клевещет.
Председательствующий — Член Государственной Думы Вишневский, призываю вас к порядку.
П. Н. Милюков — Я сказал свой источник — это московские газеты, из которых есть перепечатка в иностранных газетах. Я передаю те впечатления, которые за границей определили мнение печати о назначении Штюрмера.
Замысловский (с места) — Клеветник, вот ты кто.
Марков 2-й (с места) — Он только сообщил заведомую неправду.
(Голоса слева: „Допустимы ли эти выражения с места, господин председательствующий?“).
Председательствующий — Я повторяю, что призываю вас к порядку.
П. Н. Милюков — Я не чувствителен к выражениям господина Замысловского (голоса слева: „Браво, браво“). Повторяю, что старая тема развивается на этот раз с новыми подробностями. Кто делает революцию? Вот кто: оказывается, ее делают городской и земский союзы, военно-промышленные комитеты, съезды либеральных организаций. Это самое несомненное проявление грядущей революции. „Левые партии“, утверждает записка, „хотят продолжать войну, чтобы в промежуток организоваться и подготовить революцию“.
Господа, вы знаете, что, кроме подобной записки, существует целый ряд отдельных записок, которые развивают ту же мысль. Есть обвинительный акт против городской и земской организации, есть и другие обвинительные акты, которые вам известны. Так вот господа, та идефикс революции, грядущей со стороны левых, та идефикс, помешательство на которой обязательно для каждого вступившего члена кабинета (голоса: „Правильно!“), и этой идефикс приносится в жертву все: и высокий национальный порыв на помощь войне, и зачатки русской свободы, и даже прочность отношений к союзникам. Я спрашивал тогда себя, по какому рецепту это делается? Я поехал дальше в Швейцарию отдохнуть, а не заниматься политикой, но и тут за мной тянулись те же темные тени. На берегах Женевского озера, в Берне я не мог уйти от прежнего ведомства Штюрмера — от министерства внутренних дел и департамента полиции.
Конечно, Швейцария есть место, „где скрещиваются всевозможные пропаганды, где особенно удобно можно следить за махинациями наших врагов“. И понятно, что здесь особенно должна быть развита система „особых поручений“, но среди них развита система особого рода, которая привлекает к себе наше особое внимание. Ко мне приходили и говорили: „Скажите, пожалуйста, там, в Петрограде, чем занимается известный Ратаев?“ Спрашивали, зачем сюда приехал какой-то неизвестный мне чиновник Лебедев. Спросили, зачем эти чиновники департамента полиции оказываются постоянными посетителями салонов русских дам, известных своим германофильством. Оказывается, что Васильчикова имеет преемниц и продолжательниц. Чтобы открыть пути и способы той пропаганды, о которой недавно еще откровенно говорил нам сэр Джордж Бьюкенен. Нам нужно судебное следствие, вроде того, какое было произведено над Сухомлиновым. Когда мы обвиняли Сухомлинова, мы ведь тоже не имели тех данных, которые следствие открыло. Мы имели то, что имеем теперь: инстинктивный голос всей страны и ее субъективную уверенность (аплодисменты).
Господа, я может быть не решился бы говорить о каждом из моих отдельных впечатлений, если бы не было совокупных, и в особенности, если бы не было того подтверждения, которое я получил, переехав из Парижа в Лондон. В Лондоне я наткнулся на прямое заявление, мне сделанное, что с некоторых пор наши враги узнают наши сокровеннейшие секреты и что этого не было во время Сазонова (возгласы слева: „Ага“).
Если в Швейцарии и в Париже я задавал себе вопрос, нет ли за спиной нашей официальной дипломатии какой-нибудь другой, то здесь уже приходилось спрашивать об иного рода вещах. Прошу извинения, что, сообщая о столь важном факте, я не могу назвать его источника, но если это мое сообщение верно, то Штюрмер, быть может, найдет следы его в своих архивах (Родичев с места: „Он уничтожит их“).
Я миную Стокгольмскую историю, как известно, предшествовавшую назначению теперешнего министра и произведшую тяжелое впечатление на наших союзников. Я могу говорить об этом впечатлении, как свидетель; я хотел бы думать, что тут было проявление того качества, которое хорошо известно старым знакомым А. Д. Протопопова — его неумение считаться с последствиями своих собственных поступков (смех, голоса слева: „Хорош ценз для министра“). По счастью, в Стокгольме он был уже не представителем депутации, так как депутации в то время уже не существовало, она частями возвращалась в Россию. То что Протопопов сделал в Стокгольме, он сделал в наше отсутствие (Марков 2-й с места: „Вы делали то же самое в Италии“). Но все же, господа, я не могу сказать, какую именно роль эта история сыграла в той уже известной нам прихожей, через которую, вслед за другими, прошел А. Д. Протопопов на пути к министерскому креслу (голоса справа: „Какая прихожая?“). Я вам называл этих людей — Манасевич-Мануйлов, Распутин, Питирим, Штюрмер. Это та придворная партия, победой которой, по словам „Нейе Фрейе Прессе“, было назначение Штюрмера: „Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы“.
Во всяком случае, я имею некоторое основание думать, что предложения, сделанные германским советником Варбургом Протопопову, были повторены более прямым путем и из более высокого источника. Я нисколько не был удивлен, когда из уст британского посла выслушал тяжеловесное обвинение против того же круга лиц в желании подготовить путь сепаратному миру. Может быть, слишком долго остановился на Штюрмере? (Возгласы: „Нет, нет!“).
Но, господа, ведь на нем преимущественно сосредоточились все чувства и настроения, о которых я говорил раньше. Я думаю, что эти чувства и настроения не позволили ему занимать это кресло. Он слышал те возгласы, которыми вы встретили его выход. Будем надеяться вместе с вами, что он сюда больше не вернется. (Аплодисменты слева. Шум. Возгласы слева: „Браво!“). Мы говорим правительству, как сказала декларация блока: мы будем бороться с вами, будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете. Говорят, что один член совета министров, услышав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно вскрикнул: „Я, быть может, дурак, но я не изменник“. (Смех). Господа, предшественник этого министра был несомненно умным министром так же как предшественник министра иностранных дел был честным человеком. Но их теперь ведь нет в составе кабинета. Так разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменой?
Нельзя поэтому и население обвинять, если оно приходит к такому выводу, который я прочитал в заявлении председателей губернских управ. Вы должны понимать и то, почему у нас сегодня не раздается никакой другой речи, кроме той, которую я уже сказал: добивайтесь ухода этого правительства. Вы спрашиваете, как же мы начнем бороться во время войны? Да ведь, господа, только во время войны они и опасны. Они для войны опасны: именно потому-то во время войны и во имя войны, во имя того самого, что нас заставило объединиться, мы с ними теперь боремся (Голоса слева: „Браво“. Аплодисменты.).
Мы имеем много, очень много отдельных причин быть недовольными правительством. Если у нас будет время, мы их скажем. И все частные причины сводятся к одной этой: неспособность и злонамеренность данного состава правительства (Голоса слева: „Правильно“). Это наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании (Голоса слева: „Верно!“). Поэтому, господа, во имя миллионов жертв и потоков пролитой крови, во имя достижения наших национальных интересов, во имя нашей ответственности перед всем народом, который нас сюда послал, мы будем бороться, пока не добьемся той настоящей ответственности правительства, которая определяется тремя признаками нашей общей декларации: одинаковое понимание членами кабинета ближайших задач текущего момента, их сознательная готовность выполнить программу большинства Государственной Думы и их обязанность опираться не только при выполнении этой программы, но и во всей их деятельности на большинство Государственной Думы.
Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной Думы и должен уйти. (Шумные аплодисменты).
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.
Общественное достояние Общественное достояние false false
Церетели И. Г. Обсуждение выступления Председателя Совета министров П. А. Столыпина (Из стенограммы заседания 6 марта 1907 года)
Церетели И. Г., социал-демократическая фракция. *
Граждане народные представители! Быть может, многих удивит то гробовое молчание, которым было встречено сегодня первое появление правительства разгона Думы, правительства военно-полевых судов громадным большинством этого собрания, но именно в этом молчании сказалась вся сила нашего протеста, вся глубина нашего негодования, ибо нет таких криков, нет таких бурных демонстраций, которые могли бы выразить чувства народные по отношению к правительству, сковавшему всю страну цепями военного положения, заточившему лучших её сынов, к правительству, разорившему вконец население и растратившему народные гроши, предназначенные на помощь голодающим. В лице правительства, представшего перед нами сегодня, заговорила старая крепостническая Россия. Правительство говорило сегодня главным образом о том, что оно намерено делать. Мы хотим остановиться на том, что оно уже сделало. Самый характер разгона Первой Думы, последовавшая затем междудумская работа правительства и, наконец, последнее официозное заявление правительства ясно показали всем действительную природу правительства. Это заявление и все эти действия даже слепым открыли глаза для понимания неразрывной связи самодержавного правительства с кучкой помещиков-крепостников, живущих за счёт миллионов обездоленных крестьян. (Крики справа: «Долой! Ложь!»; аплодисменты слева.)
Председатель. Считаю долгом заявить вам, господа, что останавливать оратора имеет право один Председатель Думы. (Крики справа, аплодисменты слева.)
Считаю долгом заявить, что в словах оратора не нахожу ничего, за что следовало бы его остановить. Прошу соблюдать порядок и не говорить не в очередь!
Председатель. Прошу не нарушать порядок!
Церетели И. Г. Здесь опять сказали о лжи, и я опять называю факты: вспомните Седлец, вспомните официальное донесение жандармского ротмистра Петухова, вспомните подвиги так называемого «Союза русского народа» под эгидою и защитою властей!
Голоса (справа). Ложь! Ложь!
Председатель. Прошу не нарушать порядок!
Крушеван П. А. (г. Кишинёв) Если будет сводиться к личным оскорблениям, мы сумеем.
Председатель. Ни об одной личности не упоминалось.
Церетели И. Г. Вы говорите «ложь», так вспомните убийц Герценштейна, которые безнаказанно разгуливают по стране вопреки требованию финских властей!
Голос (справа). У вас руки в крови!
Церетели И. Г. Мы знаем, у кого руки в крови! (Шум справа, аплодисменты слева.)
Председатель. Прошу порядок сохранять, прошу оратора не прерывать!
Голос (справа). Оратора надо остановить, а вы нас останавливаете!
Председатель. Прошу порядок не нарушать и прошу оратора не перебивать!
Пуришкевич В. М. (Бессарабская губ.) Невозможно сидеть, невозможно слушать!
Голоса. Оратора нужно остановить! (Шум.)
Председатель. Прошу порядок не нарушать, прошу оратора не перебивать!
Председатель. Призываю к порядку!
Пуришкевич В. М. Господин Председатель, довольно, остановите оратора: тут призыв. (Шум.)
Голоса. Господин Председатель, послушайте.
Председатель. Господин оратор, прошу вас не делать призыва к вооружённому восстанию!
Граф Бобринский В. А. (Тульская губ.) Господин Председатель, позвольте мне заявить, что этот призыв делался несколько раз и вами не был остановлен.
Пуришкевич В. М. Господин Председатель, мы не можем в этих стенах слушать призывы.
Председатель. Я вам слова не даю. Оратора не перебивайте, только Председатель может остановить оратора.
Голоса. Остановить! (Шум.)
Церетели И. Г. Да будет позволено мне в пояснение своих слов сказать.
Голоса. Не желаем! Не хотим!
Церетели И. Г. Да будет мне позволено сказать, что я не делал здесь призыва к вооружённому восстанию, я, наоборот, доказывал, что к вооружённому восстанию призывает правительство, с которым мы боремся!
Голоса. Неправда!
Председатель. Господа члены Думы, не желающие слушать оратора, благоволят покинуть зал заседания, но не прерывать оратора. (Аплодисменты.)
По поручению социал-демократической фракции имею честь прочитать следующее заявление: «Распустив Первую Думу и освободившись от всякого контроля над своей деятельностью, правительство обнаружило свою настоящую природу. Оно показало, что оно является правительством дворян, действующим в тесном союзе с крепостниками, с паразитическими элементами общества. Оно использовало находившийся в его распоряжении семимесячный промежуток для того, чтобы под видом успокоения страны постараться всеми способами оградить интересы правящей бюрократии, крепостников-помещиков и всякого рода паразитов.
Произвольными сенатскими разъяснениями и административными распоряжениями правительство отняло у миллионов граждан неоспоримо принадлежащие им избирательные права и беззастенчивым вмешательством в ход выборов старалось не допустить свободного выражения народной воли и провести в Думу своих ставленников.
Целый ряд законов, изданных правительством вопреки обещаниям 17 октября, без одобрения Госдумы, преследует ту цель, чтобы распродать в интересах казны и помещиков-крепостников земли, на которые народ, столько лет угнетаемый и эксплуатируемый, имеет несомненное право. Правительство сделало всё, что было в его силах, чтобы раздробить и ослабить крестьянство.
Таково это правительство, которому страна при выборах очень ясно выразила своё недоверие и которое предстало пред Государственной Думой со своей декларацией, с обещанием законов о свободах. Как будто бы может быть какая-нибудь вера в эти свободы и эти законы, когда власть остаётся у правительства, не стесняющегося попирать ногами все свободы и законы!
В противовес этому обещанию социал-демократическая фракция Государственной Думы заявляет: она ничего не ждёт от правительства самодержавной бюрократии, она помнит, что прошлая Дума не довела своей борьбы с правительством до победы, потому что она не успела ещё связать себя с народом: она знает, что и нынешняя Дума одним только выражением недоверия не может сломить упорства бюрократии, что Думе ещё нужно стать силой, способной послужить мощным орудием народного освобождения; она возлагает все свои надежды на движение самого народа, который один только может положить конец режиму произвола и насилия и дать народному представительству силу для раскрытия тюрем, для установления свободы, для разрешения земельного вопроса, для открытия простора борьбе пролетариата, для переложения тягости налогов с бедного населения на более достаточное и т. д.
Избранные выступления депутатов Государственной Думы с 1906 года до наших дней / Под общей ред. С.Е. Нарышкина. М., 2013, с. 15-19.