Накануне крестных страданий и смерти Господь Иисус Христос совершил с учениками Свою последнюю трапезу — Тайную Вечерю. В Иерусалиме, в Сионской горнице, Спаситель с апостолами праздновал ветхозаветную иудейскую пасху, установленную в память о чудесном избавлении еврейского народа от египетского рабства. После вкушения ветхозаветной еврейской пасхи Спаситель взял хлеб и, возблагодарив Бога Отца за все Его милости к роду человеческому, преломил и подал ученикам, говоря: «сие есть Тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание». Потом Он взял чашу с виноградным вином, также благословил её и подал им, говоря: «пейте из неё все; Ибо сие есть Кровь Моя Нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов». Причастив апостолов, Господь дал им заповедь всегда совершать это Таинство: «Сие творите в Моё воспоминание». С тех пор христианская Церковь за каждой Божественной литургией совершает Таинство Евхаристии — величайшее таинство соединения верующих со Христом.
Слово на Евангельское чтение в Великий Четверг (15.04.93)
Перед самым началом Своих страстей Господь собирает учеников на Тайную вечерю. Хотя Господь наш имел право сказать: «Я ничего не говорил втайне» (как Он сказал Своим врагам); хотя христианству чуждо настроение заговора и конспирации, а тем более пустая игра в мнимые тайны, в таинственность, в секреты, как это свойственно оккультистам, в сердце христианства — тайна.
Вечеря Христова — тайная. Во-первых, потому, что ученики собираются вокруг Учителя, ненавидимого миром, ненавидимого Князем мира сего, пребывающего в кольце злобы и смертельной опасности, которая являет великодушие Христа и требует верности от учеников. Это требование, нарушенное страшным предательством со стороны Иуды и несовершенно исполняемое другими учениками, которые впадают в дрёму от уныния, от унылых предчувствий, когда им должно бодрствовать с Христом во время моления о Чаше. Петр в оторопи страха с клятвами отрекается от своего Учителя. Все ученики разбегаются.
Евхаристия. София Киевская
Но грань между верностью, хотя бы несовершенной, и полнотой предательства остается. Это страшная грань: непримиримое столкновение между Его великодушием и святостью, между Царством Божиим, которое Он возвещает и приносит людям, — и царством Князя мира сего. Это настолько непримиримо, что, приближаясь к тайне Христа, мы оказываемся перед последним выбором. Ведь мы приближаемся ко Христу так близко, как верующие других религий и вообразить не могут. Они не могут вообразить, что можно так приблизиться к Богу, как мы, когда мы вкушаем Христову плоть и пьем Его кровь. Это помыслить трудно, а каково выговорить! Каково было апостолам услышать впервые слова, которыми Господь устанавливал истину Евхаристии! И горе нам, если мы не испытываем хотя бы малой доли того трепета, который тогда должен был охватить апостолов.
Мы — слабые люди. И когда наши сердца мертвеют, нам хочется благополучия. Но пока у нас живое сердце, грешное, но живое, — о чем тоскует живое сердце? О том, чтобы был предмет любви, бесконечно достойный любви, чтобы можно было такой предмет любви найти и служить ему, не жалея себя.
Все мечтания людей — неразумны, потому что это мечтания. Но они живые, пока живое сердце стремится не к благополучию, а к жертвенной любви, к тому, чтобы нас обрадовали неизреченным великодушием к нам и чтобы нам какой-то долей великодушия ответить на это и верно послужить Царю царствующих и Господу господствующих, который так великодушен к Своим слугам.
Господь наш в лице апостолов назвал нас своими друзьями. Об этом более страшно подумать, чем подумать о том, что мы рабы Божьи. Раб может в поклоне спрятать глаза; друг не может уклониться от того, чтобы встретить взгляд своего друга — укоризненный, прощающий, видящий сердце. Тайна христианства, в отличие от мнимых тайн, которыми ложные учения соблазняют людей, — это как непроницаемая для взгляда глубина прозрачнейшей воды, которая, однако, так велика, что дна мы не видим; да и нет его — дна.
Что можно сказать в этот вечер? Только одно: что Святые Дары, которые будут нам вынесены и поданы, — это те самые тело и кровь Христовы, которые в невообразимом потрясении сердца вкушали апостолы. И это наше собрание — это та самая длящаяся Тайная вечеря. Будем молиться, чтобы нам не выдать Божьей тайны — тайны, которая сплачивает нас со Христом, чтобы мы пережили эту теплоту тайны, не предали ее, чтобы мы ответили на нее хотя бы самой несовершенной верностью.
Блаженный Августин говорил о Евхаристии довольно трудные для нашего малодушного сердца слова. Он толковал Евхаристию, в частности, как призыв к мученическому подвигу: за тело и кровь, которые Христос предал за нас, мы должны быть готовы отдать наше тело и нашу кровь. К подвигу мученичества в полном смысле призваны немногие, и не будем говорить о вещах, слишком для нас высоких. Но если Господь наш предает нам, омыв наши ноги, Свое тело и Свою кровь, как же нам не терпеть великодушно хотя бы те малые невзгоды, которые нам приходится терпеть?!
Помолимся, чтобы нам никогда не забывать тайны, в которую мы взяты великой тайной — Тайной вечерью, чтобы нам никогда не выдать ее врагам видимым и невидимым, никогда не иметь окамененного нечувствия в отношении к ней. И чтобы наше сердце рвалось послужить Царю царствующих, который так милосерден, так близок — до последней близости, до близости вкушаемого нами Яства.
И еще одна мысль должна посетить каждого, кто слушает это Евангельское чтение. Мы видим, что Господь наш в земной Своей жизни соблюдал ветхозаветный Закон. И в город Иерусалим Он пришел в связи с тем циклом празднеств, которые были у иудеев, — между иудейской Пасхой и иудейской Пятидесятницей. Он пришел не разрушить, но исполнить, и Его жизнь началась с того, что Он по Закону подвергся обрезанию. Почему же в одном Господь наш так последовательно бросал вызов законничеству — в вопросе о полном бездействии, которого иудейские законники требовали от человека в субботу?
Конечно, это учит нас тому, что доброта важнее обряда, важнее обрядовой правильности, это избавляет нас от опасности обрядоверия. И всё-таки, кажется, дело не только в этом. Что значило для верующего иудея особо строгое почитание субботы? — Что творящая деятельность Бога окончена к седьмому дню: в седьмой день Бог опочил от трудов Своих, и эта завершенность Божьего творения празднуется каждую субботу.
И бездействие верующего — свидетельство о его вере в то, что мир изменен не будет. (Хотя у иудеев во времена Христа было учение, не очень ясное, о будущем веке и о воскресении, в которое верили фарисеи; саддукеи, впрочем, отрицали его, так что это еще не было всеобщей верой.) Если празднуется покой Бога, понимаемый как полное бездействие, как прекращение Его творчества, значит, мир стабилен. Это описано со скорбной красотой в книге Екклесиаста: что было, то и будет.
Этому Господь наш противопоставляет другое учение, не разрушающее смысл Ветхого Завета, но его дополняющее: покой Бога — это не прекращение Его творчества (хотя мир Божий завершен и совершенен в той мере, в какой он не испорчен действием падших духов и падших людей). Мы и сейчас, видя каждое творение Божье — распускающиеся ветви весной и любое другое творение, — слышим слова Творца о том, что это весьма хорошо.
Всё же замысел Бога еще не осуществлен — замысел о преображении мира. Бог создал нас людьми, а мы сами себя сделали падшими людьми. Но Бог хочет нас возвести к такому достоинству, для которого апостол Иоанн в своем послании не находит и слов, говоря: мы сейчас дети Божии, но не знаем, чтo будем. И слова Господа: Отец продолжает делать, продолжает творить, и Я продолжаю. Знамение этого — исцеление в субботу.
Милость Божия безгранична, щедра, она упреждает человека, его просьбы и мольбы, не говоря уже о его исправлении. Но милость Божия требовательна. Мы знаем, как мы себя ведем с чужими маленькими детьми и со своими детьми. Чужих маленьких детей, за которых мы не несем ответственности, мы рады приласкать, если уж не вовсе злые люди, дать им что-нибудь сладкое, обрадоваться за них и ничего от них не требовать. Мы за них не отвечаем. Это для них и для нас радость на мгновение, не имеющая продолжения и дальнейшего смысла. Но Бог добр к нам не как чужой дядюшка, который дарит нам конфетку и идет своим путем, ничего от нас не требуя. Христос встречает исцеленного Им человека и напоминает ему о том, что великая милость, им полученная, — это одновременно и требование: не греши. Чем больше Бог нам дает, тем больше Он от нас и требует.
Еще лучше будет, если мы поймем, что Его требовательность к нам — это самое лучшее, что Он нам дает. Слова «не греши» были сказаны человеку, исцеленному от очень тяжелой, очень длительной болезни, вызволенному из горчайшей беды. Но каждый из нас, даже живущий благополучной и как будто безопасной жизнью, не знает, над какими безднами проводит его, не зрящего, не видящего этих бездн, рука Божия. И эти слова обращены к каждому из нас: не греши, чтобы с тобой не сделалось чего худшего. Ибо даже те из нас (а много ли таких среди нас?), у кого нет воспоминаний о прошедшей мимо, чудом миновавшей тяжелой беде или беде уже настигшей и потом отступившей, имеют все основания знать, что с нами каждое мгновение может быть много хуже. Мы привели себя и Божий мир в такое состояние, когда беды должны с нами случаться. И благоразумно нам — не говоря о том, что это долг благодарности — не грешить, потому что не по грехам нашим поступает с нами Господь.
Помолимся о том, чтобы Бог воздвиг наши расслабленные души, расслабленные сердца и чтобы он совершил дело возрождения нашего Отечества. И мы сегодня должны ещё молиться о душах тех, кто своей кровью заплатил за победу нашего Отечества. Мы должны также вспоминать людей, отдавших свою жизнь в русской диаспоре за спасение тех, кому угрожала бесчеловечность гитлеровского режима. Мы должны вспоминать таких людей, как мать Мария. Помолимся о том, чтобы, как расслабленный, потерявший земную надежду, наше Отечество не по нашим грехам получило бы здравие. Аминь.
(Аверинцев С.С. Духовные слова, М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2007. С. 71-78)
Богослужение на Тайную Вечерю:
Тайная Вечеря в иконах и картинах
В Четверг Страстной седмицы Церковь вспоминает Тайную Вечерю. На Тайной Вечере было установлено таинство Евхаристии.
Иконы Спасителя – Божественное свидетельство того, что Иисус Христос был с нами, ходил по той же земле, и рядом с человеческой ногой ступала и стопа Сына Божия. Но насколько лик Иисуса Христа близок к Его земному воплощению? Древние историографы – от римских до византийских – сходились в одном: это был высокий, как-то по-особенному, нездешне ясноглазый красивый человек с бородой, длинными волосами, разделенными прямым пробором, имел длинноватый тонкий нос и твердый очерк губ. В Нем чувствовалась удивительная сила, точного названия которой не было в человеческих языках, но для людей с Ним рядом она слагалась из ощущения доверительной любви и необычного трепетного волнения в его присутствии.
Главным прижизненным источником лика Иисуса Христа – по нему и ориентировались впоследствии все иконописцы, создававшие канонические изводы иконы Спасителя, был известный нам образ Его лика, отпечатавшийся на плате – убрусе, – которым Господь отер лицо, чтобы передать затем его царю Эдессы Авгарю. Эта икона Спасителя носит название «Спас Нерукотворный» и почитается с весьма древних времен. Он удивительно близок к тому, что сохранила ткань Туринской плащаницы.
Иконы Спасителя имеют большой иконографический ряд – в православной иконописи насчитывают более 20 подтипов, созданных в период от первых веков до современности. Древнейшая из них, хранящаяся в православном монастыре святой Екатерины (возле горы Синай), датирована IV веком.
Вряд ли вы встретите хотя бы одного человека, который не узнал бы икону «Тайная Вечеря». Благодаря ее необычайности она сразу же привлекает внимание верующих. Об истории и значении иконы, а также о том, какие молитвы лучше читать перед ней, вы сможете узнать из данной статьи.
Во все времена христиан интересовали последние дни жизни Иисуса Христа. В преддверии Пасхи на богослужениях вспоминаются все события, произошедшие с Сыном Божьим до момента его смерти и воскресения. Тайная Вечеря — одна из самых почитаемых икон в православном мире. Многие знакомы с данным образом благодаря знаменитой фреске художника Леонардо да Винчи. Многих людей интересует, в чем заключается смысл этой удивительной иконы. Об этом вам расскажут эксперты сайта dailyhoro.ru.
История иконы «Тайная Вечеря»
На иконе «Тайная Вечеря» мы можем увидеть изображение одного из библейских сюжетов, который рассказывает о последних днях земной жизни Иисуса Христа. В этот день Сын Божий созвал в дом апостолов, где угощал их хлебом, символом своего тела, и вином, которое символизирует кровь Спасителя. Впоследствии эти атрибуты стали основными для проведения таинства Причастия.
Тайная Вечеря — это символ христианской веры. Во время тайного ужина Сын Божий провел древнейший обряд, благодаря которому смог усовершенствовать старые традиции. Стоит вспомнить, что именно в этот вечер раскрылось предательство Иуды, когда верующие не просто приняли жертву своего Спасителя, но и воссоединились с ним.
Описание образа
Икона «Тайная Вечеря» имеет несколько вариаций. Это сказывается лишь на некоторых элементах образа, но его смысл и значение остаются неизменными.
В чем помогает икона «Тайная Вечеря»
Пополнив свой домашний иконостас этой иконой, вы заметите, как гармонизируется атмосфера в вашем доме. Конфликты между домочадцами станут редкой неприятностью, а враги не смогут легко переступить порог вашего жилища.
«Тайная Вечеря» помогает верующим пообщаться с Господом и поделиться с ним самым сокровенным. Обратиться к Спасителю можно почти с любой просьбой. Самое главное, чтобы ваши слова были искренними и исходили из самой глубины души.
Икону рекомендуется вешать на кухне или в трапезной, чтобы перед приемом пищи у вас всегда была возможность обратиться к Господу с благодарственными молитвами.
Если злодеяния, совершенные раннее, не дают вам покоя, помолитесь перед иконой с просьбой об отпущении грехов. В этот момент вы должны искреннее раскаяться в содеянном, только в этом случае Господь Бог услышит ваши молитвы.
Где находится божественный образ
Икона «Тайная Вечеря» украшает многочисленные храмы нашей страны. Чаще всего ее можно увидеть у входа в церковь, где верующие сразу же могут вознести молитвы перед святым образом.
Знаменитая фреска «Тайная Вечеря», автором которой стал известнейший художник Леонардо да Винчи, также изображает все события, произошедшие во время тайного ужина. На данный момент увидеть ее можно в монастыре Санта-Мария-делле-Грацие в Милане.
Молитва перед иконой «Тайная Вечеря»
«Сын Божий, прими же меня, раба(у) Божьего(ую) (имя), сейчас в свою Тайную Вечерю. Да не буду же я предателем и врагом Твоим, как Иуда, дабы помнил меня Ты в Царствии Твоем. Пускай не судом будет мне причащение Святых Твоих Таинств, а во исцеление души моей грешной. Аминь».
Дата празднования иконы
Ежегодно дата празднования иконы приходится на 7 апреля. В этот день верующие могут посетить храм и помолиться перед удивительным образом. Также он станет прекрасным дополнением к вашему домашнему иконостасу и создаст в вашем доме спокойствие и гармонию.
Иногда жизнь преподносит нам неприятные сюрпризы в виде проблем и дополнительных трудностей, и в такие моменты нам просто необходимы помощь и поддержка небесных защитников. Благодаря простым способам вы сможете призвать вашего Ангела-Хранителя в трудную минуту. Пусть в вашей жизни царит гармония,
Смысловое значение иконы “Тайная вечеря” в православной религии
История написания образа
Событие, произошедшее более 2000 лет назад, послужило вдохновением для многих деятелей искусства. Мировым шедевром стала фреска «Тайная Вечеря», созданная Леонардо да Винчи. Появившаяся в XVI веке картина выделяется уникальной техникой написания. Спаситель расположен в центре, а по бокам его окружают апостолы, которые разбиты на группы.
Появившаяся в XVI веке картина выделяется уникальной техникой написания
Христианская икона и фреска да Винчи отличны по смысловой нагрузке, заложенной в основе их сюжета. Художник хотел передать реакцию последователей Христа на новость о предательстве своего учителя. Однако ни одному художнику не удалось в точности воссоздать место, в котором проводилась вечеря.
Изучая исторические записи тех времен, искусствоведы пришли к выводу, что длинных столов и стульев еще не существовало. Пищу расставляли на лавках, а люди сидели на подушках. Это родило предположение, что обеденный стол – символ ритуала Евхаристии, которую Спаситель преподнес своим ученикам в последний вечер. Православная церковь использует длинный стол, как прообраз церковного престола, который расположен в алтарной части храма.
Видео «Икона «Тайная вечеря» – описание»
В этом видеосюжете представлено описание святого образа и его значение.
Описание иконы «Тайная Вечеря»
История насчитывает множество созданных изображений «Тайной Вечери», все они призваны показать разные аспекты произошедшего деяния. Однако существуют каноны, которые прослеживаются на всех полотнах. Христос расположен в центре стола, а по обе стороны от него собрались все его ученики. На столе расположена чаша с вином и хлеб, которые они разделили в канун Пасхи.
Христос и его последователи часто изображены с нимбами, в то время как у Иуды его нет. Все апостолы обращены к своему учителю и внимают его словам. Выделяется только Иуда, который тянется за бокалом вина, что символически показывает его вульгарность и отречение от слов Спасителя. Иногда он изображен с кошельком в руках, в котором находятся монеты, полученные за предательство.
Значение иконы и срытый символизм
Сюжет, отображенный в картине, понятен даже тем, кто поверхностно знаком со Священным Писанием. Понимание значения таинства, происходящего на вечере, рано или поздно приходит к каждому человеку. Христиане знают, что круглогодично в церкви проводят определенное таинство, которое носит название Евхаристия.
Оно было передано Спасителем своим апостолам на последнем ужине, который состоялся 2000 лет назад. Пасха в те времена праздновалась в честь освобождения еврейского народа от египетского гнета. В канун праздника Иисус Христос собственноручно омыл ноги ученикам и разделил с ними последнюю трапезу. На ней он преломил хлеб со своими последователями, который стал символом его страждущего тела. После преподнес в качестве угощения вино, символ его крови и очищения от грехов.
Описание случившихся в тот вечер деяний не отражает полноту глубинного смысла, заложенного в иконе. В момент совершения таинства Иуда уже предал своего учителя, для которого это не было тайной. Сюжет призван показать, что каждый человек способен свернуть с праведного пути и предать Всевышнего. Однако искренне раскаяться в своих деяниях могут не все. Икона наполняет ощущением того, что Бог ждет каждого человека к себе с раскаянием до последнего вздоха.
В чем помогает и о чем молятся
Православному христианину икона служит проводником к Всевышнему, который слышит мольбы своего раба.К ней обращаются с мольбами о помощи и раскаянии в совершенных деяниях. Храмы и церкви размещают ее в непосредственной близости от алтаря, подчеркивая особую символичность изображения.
Икона помогает в таких деяниях:
Местонахождение божественного образа
Изображение находится в доминиканском монастыре Санта-Мария-делле-Грацие в Милане. Фреска размером примерно 4×8 находится в трапезной этого монастыря, на одной из стен.
Святыня находится в монастыре Санта-Мария-делле-Грацие в Милане
Где расположить святой образ в доме
Месторасположение в доме не меняет глубинный смысл святого образа. Образ может находиться в кухне или гостиной комнате. Обращаются к святому облику в любой момент, когда хочется поведать о своих мыслях. Хозяйкам, занимающимся приготовлением еды, изображение посылает благословение на удачное завершение дел.
Христиане считают, что вешать икону в спальне неприемлемо. Конкретных запретов на это церковь не дает. Дом православного человека наполнен иконами, которые располагаются практически везде.
Единственным исключение служит ванная комната, где размещение святых образов является неприемлемым.
Празднование и народные приметы
Событиям Тайной вечери отведен специальный день в страстную неделю, а именно Великий Четверг. В этот день весь православный мир вспоминает таинство, совершенное на вечере и сопереживает страданиям, пережитым спасителем на Голгофе. Верующие проливают слезы по предсказанной кончине и радуются воскресенью. В конце богослужения они приобщаются к учению Христа, исповедуясь и причащаясь.
Традиции, соблюдающиеся в «Чистый» четверг:
Молитва и акафист иконе «Тайная Вечеря»
Молитва иконе «Тайная Вечеря»:
Тропарь на Великий Четверг глас 8:
Кондак на Великий Четверг глас 2:
Икона «Тайная Вечеря» олицетворяет переломный момент, после которого ученикам откроется божественная природа Иисуса Христа и пример жертвенной любви к Всевышнему. События того вечера помогают праведным христианам укреплять свою веру в сложных ситуациях, превращая печаль в надежду.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Бобрик М. А. Икона Тайной вечери над царскими вратами. К истории ранних слоев семантики
Центральное положение иконы Тайной вечери в иконостасе соответствует роли Евхаристии в системе христианских таинств. Поэтому в этой иконе видится не только образ установления основополагающего таинства Церкви, но образ Евхаристии как таковой, хотя в определенные периоды установительное значение могло приобретать особый акцент. В этом смысле история иконы Тайной вечери может служить одним из важнейших свидетельств того сложного движения, в котором идея Евхаристии пребывает на всем протяжении жизни христианства В то же время, принадлежа иконографическому центру иконостаса, сосредоточенному на Царских вратах, эта икона способна принимать на себя роль своего рода формулы, которая несет в себе как существенные смыслы иконостаса в целом (pare pro tolo), так и актуальное для данной традиции понимание Евхаристии
В зависимости от акцентуации той или иной компоненты евхаристической идеи икона Тайной вечери могла менять свое положение в пространстве храма, принимать различные иконографические формы, наконец, намечаться над входом в алтарь другими иконами в рамках определенного репертуара (Спас Нерукотворный. Троица Ветхозаветная). «Большая» история иконы Тайной вечери может, по-видимому, опираться на описание этих альтернаций и их истолкование в культурном контексте, Задача данной статьи много скромнее, а именно: проследить истоки двух из мотивов, релевантных для смысловой структуры иконы Тайной вечери мотивов райской трапезы и трапезы-завещания.
Без обращения к предыстории образа трапезы Господней трудно обойтись прежде всего потому, что его история знает слишком много утрат. Из них быть может, фатальная – иерусалимская церковь Св. Апостолов на Сионе (IV в ), с горницей (cenaculum) которой каноническая версия предания связывала само событие Тайной вечери.
Изображения на этот сюжет впервые появляются в VI в. в двух основных иконографических типах. Один из них (обозначу его «тип А») иллюстрирует евангельские тексты о Тайной вечере (мозаика в нефею Сант Аполлинаре Нуово. Равенна: миниатюра в евангелии Россано). Другой тип («Б») рассказывает о Тайной вечере в образах актуального обряда причащения и имеет западную (Евангелие из собр. Корпус Кристи Колледж) и восточную (миниатюры в Евангелии Россано и в Евангелии Рабулы; дискосы из Риха и из Стума. Сирия) разновидности.
Это предание, представлявшее собой пучок традиций, складывалось в русле теологемы трапезы как совместной жертвы, совершением которой может быть восстановлен социальный и космический порядок. Различные изводы этой универсалии можно наблюдать в греческих мистериальных культах, в погребальной обрядности, в античном симпосии. в культе Иерусалимского храма и некоторых других феноменах античной культуры Средиземноморья. В ранне-христианскую эпоху, к которой мы обращаемся в поисках затерявшихся начал иконографии Тайной вечери, все это – живые явления, и потому они образуют круг актуальных ассоциаций для складывающегося предания об этом событии, а изобразительные формы античных трапез участвуют в генерировании предания. Целый ряд элементов в нем относится к тому, что Карл Прюмм назвал «позднеантичным койне догм» (spfllaiitikc dogmatise he Koine) 1100 и вместе с тем к общему для культур Средиземноморья фонду мифологических представлений. Поэтому, устанавливая связи между названными типами сакральной трапезы и образом Тайной вечери, не обязательно соединять их векторной стрелкой «влияния», но стоит скорее говорить о сложном взаимодействии, включающем в себя элементы как типологии (разные реализации одного символа), так и генетического родства (воспринятые христианством элементы других традиций), как субъективное стремление к отталкиванию, так и объективное совпадение.
Решающим при отборе сопоставительного материала будет для меня избранный функционально-семантический критерий. Это значит, что поиск истоков надвратного обрата Тайной вечери пойдет среди тех «трапезных» образов античности, которым в соответствующих сакральных помещениях отводилось место, сопоставимое по своему основному смысл) с Царскими вратами – райскими дверьми. Речь пойдет о двух сюжетах – райской трапезе в античных погребениях и трапезе-завещании в синагоге Дура-Европос.
На пересечении этой традиции и родственных ей римских образцов находились изображения трапезы бессмертия в сирийских надземных погргебальных сооружениях римского времени. В гипогеях Пальмиры мотив трапезы появляется как над дверью, ведущей из первого помещения в комнату с захоронениями, так и на задней стене с захоронениями. Так, например, в гробнице семейства Иараи (II–III вв. н. э.), восстановленной в Национальном музее Дамаска, загробное пиршество изображено дважды: в первом зале, прямо против входа, на рельефе под нишами – традиционным образом райской пещеры, повторенным дважды по числу погребаемых (умершего и его жены), – и во втором зале, в расположенной против входа нише с захоронением, горельефное изображение возлежащих за трапезой супругов в окружении членов их семьи.
Приведенный обзор позволяет наблюдать общность функции и значения мотива трапезы бессмертия в античных погребальных сооружениях различных традиций. Этот мотив тесно связывается с символикой границы, маркирующей переход между миром живых и миром мертвых, и с архитектурной формой этого перехода – дверью (от ложной двери египетских пирамид до стелы как формулы входа). Идея границы структурирует пространство погребального сооружения как двучастное, гетерогенное по значению целое. Два помещения (или части одного помещения) мыслятся как образы мира живых и мира мертвых ( земли и неба, или земли и подземного царства, или земли «здешней» и некоторой отдаленной). В этом круге представлений цель, к которой устремлен умерший. – это рай. образом которого и становится трапеза бессмертия. Райские образы возникают там, где мыслится вход в потусторонний мир. В погребальных постройках эту символику, сгущающуюся по мере продвижения к loculus’y, несет в себе каждый дверной проем (их количество зависит от архитектурного типа гробницы) по главной оси. соединяющей вход и loculus. С предельной (в буквальном смысле слова) полнотой идея райского блаженства может быть выражена на линии последнего рубежа перед входом в «тот» мир – в приводившихся примерах этрусских гробниц и пальмирского гипогея это задняя стенка (или ниша в ней), куда в специальное отверстие вдвигается гроб. Так передается одна из центральных идей архаичных погребальных культов – идея путч в рай: от образа предвкушения (и зображения трапезы у входа) к образу конечного блаженства бессмертия (изображения трапезы на задней стенке с захоронением).
Признаки, релевантные для изображения райской трапезы умерших в античных погребениях, находят очевидные соответствия в пространственной символике (ранне)христианского храма. Отчетливо выделяются три элемента, общие для двух этих типов сакрального сооружения:
б) маркированная часть этой структуры символизирует потусторонний мир:
в) маркированность ее обусловлена помещением в этой части сакрального пространства захоронения почитаемого человека-бога.
Сопоставление античных изображений райской трапезы мертвых и иконы Тайной вечери может, таким образом, опираться на аналогии следующих трех уровней.
1. Сюжет изображения.
В обоих случаях речь идет об изображении трапезы умершего. Эго базовое сходство не исключает возможных ра зличий в конкретном наполнении кру га участников сцены (супруга умершего, слуги, жертвователи, ученики).
2. Пространственное расположение.
Оба типа изображения тесно связаны с идеей входа в рай и вратами (дверью. сводом, аркой) как ее архитектурной формой. Сфера потустороннего мира центрирована на захоронение. В погребальном сооружении это место захоронения умершего (loculus. саркофаг). В русле этой традиции складываются формы раннехристианских мартириев и храма Гроба Господня, в которых алтарный жертвенник/престол сопряжен с захоронениями, соответственно, мучеников 31 Иисуса. Большая часть храмов не имела захоронений. Дальнейшее развитие шло в направлении включения значений «Гроб Господень» и «гроб мученика»
(в форме частиц мощей, вшитых в покров престола) в семантику жертвенника и престола каждой церкви.
3. Символический смысл.
Символика изображения трапезы вовлечена в обоих случаях в символику сакрального пространства. Оба типа изображения воспроизводят трапезу с умершим в раю. которая мыслится как прообраз ритуальной трапезы, совершаемой участниками данного культа. Понятая в этой иконической взаимосвязи, трапеза призвана приносить ее участникам вечную жизнь и давать тем самым возможность преодолеть границу между двумя частями мира, между смертью и жизнью. 1118
2. Эсхатологически ориентированная идея Евхаристии сопряжена с определенной традицией текстов, в которых – что для нас особенно важно – трапеза и вход (дверь) оказываются тесно в заимосвязанными.
Продолжение этой традиции можно видеть в появляющемся в апсиде с XI в. типом изображения Тайной вечери, за которым в науке утвердилось название «Причащение апостолов» (в нашей терминологии – тип Б. восточная разновидность). Призванная сообщать мысль о том, что небесная литургия совершается Христом так. как было им установлено на Тайной вечере, и в то же время именно так. как совершается земная литургия в данном храме, эта икона была своего рода присягой славянских князей и церквей на верность Константинополю и принятому в Св. Софии чину литургии. Значимость этого акта отчетливо видна на фоне евхаристической контроверзы и схизмы XI в. 1126
3.В ряде текстов акцент приходится на земную трапезу с воскресшим Спасителем. В эсхатологической перспективе текста Откровения – одного из самых ранних сохранившихся – символика двери прочитывается на пересечении идеи Спасения «Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить ее» ( Откр. 3:8 ) и идеи парусин «Се, стою v двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со мною» ( Откр. 3:20 ). Несовпадение в двух приведенных цитатах входящих (человек и Христос), направлений вхождения (в рай и из рая) и трапез с Воскресшим (подразумеваемой потусторонней и земной) отражает динамику взаимности между Христом и людьми. Дверь помечает место ветре двух этих движений и в то же время несет в себе смыслы каждого из них. Идеальная небесная трапеза как бы выдвигается из области рая навстречу верующим.
Тот же образ подробнее разработан в евангельском тексте. Здесь символика двери «Я еcмь дверь» ( Ин. 10:9 ) связывается с существенными для ранней христологии мотивами пастыря и жертвы. Путь к Спасению поясняется образом выхода овец на пастбище. Их выводит за собой пастырь, истинность которого поверяется тем. что он входит дверью. Сам Пастырь Добрый, который жертвует собой ради своих овец, и есть дверь.
Если в притче о Пастыре и овцах виделся образ спасительной жертвы Иисуса Христа ( Ин. 10 ), то в гл. 20 Евангелия от Иоанна – дополняющий его образ епифании. В этой главе четвертого евангелия рассказывается о первых явлениях воскресшего Иисуса ученикам. Мотив закрытых дверей играет в этом тексте особую роль: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опадения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам!».
После сцены неверия Фомы мотив закрытой двери возвращается ( Ин 20:19. 26 ). Настойчивое подчеркивание этой мнимо реалистической детали указывает на символику епифании и божественности Воскресшего, так как. по древнему» представлению, о котором уже шла речь в связи с ложными дверями египетских гробниц, лишь бог может входить через закрытые двери.
Тексты Откровения и Евангелия от Иоанна с их отчетливыми пространственными представлениями о путях Спасения и епифании. вступая во взаимодействие с другими текстами и архитектурными формами, давали существенный импульс формированию пространственно-символического устройства христианского храма. Здесь образ двери обсуждавшихся текстов мог бы находим, соответствие на одном из подступов к «райским» пределам алтаря – в главном входе храма или в главном проходе алтарной преграды.
Символическое разделение пространства храма на «земное» и «потустороннее» на христологическом уровне получало соответствие в разграничении земной жизни Христа и его пребывания в Царствии Небесном, человеческого и божественного в существе Спасителя. Темой пограничной сферы становится, таким образом, не только «исход» гак движение от земного к раю. но и явление Мессии из сферы мыслимого в сферу чувственно воспринимаемого. По завершении христологических споров к концу VI в. эта динамическая функция границы могла находить выражение в трех темах. Переход из сферы божественного в сферу человеческого – Воплощение – в пространстве церкви соответствовал бы движению из алтаря в наос. Противоположно направленное движение– из наоса в алтарь – несло бы в себе идею Крестной смерти Христа и теологему Спасения. Наконец, новое движение в направлении «земного» – явление Воскресшего. Таким образом, пограничная сфера и. в частности, иконостас. предстает как место встречи этих движений между двумя частями мира и храма.
Действие тенденции к символическому отождествлению престола с Гробом Господним распространялось на толкование алтарного пространства в целом как на образ иерусалимской святыни. Вход в алтарь становился входом в
Гроб Господень – место погребения и Воскресения Иисуса. Традиция античного погребального сооружения с ее идеей епифании умершего в дверях его гробницы и идеей трапезы как знака его загробной жизни оказывается в этом контексте необычайно действенной.
На гаме ином рельефном среднике алтарной преграды из церкви Сен- Пьер-о-Ноннэн в Меце (Лотарингия), датировка которого колеблется в пределах VII-VIII вв. изображена фигура с нимбом у входа в постройку с двумя колоннами и портиком, по обе стороны которого видны две розетки; правая рука изображенного поднята в благословляющем жесте, в левой руке он держит хлеб 1133 (ил. 5). Иконография этого образа Евхаристии – Воскресший у дверей Гроба, несущий «хлеб жизни». – связана с традицией надгробных стел по нескольким линиям.
Наконец, идея трапезы на среднике из ц. Сен-Пьер-о-Ноннэн – хлеб в руке у Христа – возвращает к традиции изображения трапезы бессмертия при дверях гробницы. На фоне этой традиции хлеб предстает субститу том трапезы, таким же символом вечной жизни, что и anch-крест или цветок лотоса в руках умерших с карфагенских и коптских надгробий. Эго и и коническая параллель к тексту типа «Я есмь хлеб жизни» ( Ин. 6:35 ). и призыв к совместной трапезе (читай: жизни) с Воскресшим, подобно тому, как изображения умершего за райской трапезой были иконическим средством комму никации с ним во время ритуальной трапезы.
Трапеза-завещание: ветхозаветная и паратестаментарная традиция
1.Наиболее ранние изображения Тайной вечери связаны с евангельскими текстами о ней и со страстным циклом. Идея входа сопутствует образу последней трапезы Иисуса с учениками: образ трапезы непосредственно следует за изображением Входа в Иерусалим – последовательность, усвоенная в иконографии архитрава с иконами праздников и затем праздничного ряда иконостаса.
Пожалуй, наиболее наглядно сопряженность трапезы и Входа в Иерусалим проявляется в алтарной преграде коптской церкви Св. Сергия и Вакха в Каире. Образуя «храм в храме», алтарь здесь заключен в постройку с золотым куполом над престолом, которая служит сложным символом храма Гроба Господня как нового Иерусалимского храма и Иерусалима как земного образа рая Небесного Иерусалима. Западная стена этого храма-города и служит алтарной преградой, а на одной из створок ее северной двери помещено наиболее раннее из известных мне изображений Тайной вечери на иконостасе (тип А. ил. 1).
В литургике эта линия иконографии находила соответствие в той традиции. которая на первый план выдвигала не столько устремленность к эзотерическому небесному прообразу (эсхатологический аспект), сколько воспоминание о спасительных деяниях Иисуса в его земной жизни (анамнетичсский аспект), не столько устремленность к райской трапезе с Воскресшим, сколько воспоминание о последней земной трапезе Идущсго-на-Страсть. Эта традиция – назовем сс анимистической – существовала наряду с той. в которой подчеркивался эсхатологический аспект идеи Спасения и о которой говорилось в связи с образом райской трапезы Анимистическая традиция приобретает четкие очертания в гомилиях Феодора Moneyэсгийского (IV в.), оказавшего существенное воздействие не только на сирийское богословие, но и на византийские комментарии на литургию, прежде всего через «Сказание о церкви» Германа Константинопольского (первая треть VIII в.).
Композиция фрески держится на изображении древа жизни. В его ветвях виден пастух, играющий на лире. Вершина дерева подходит к фигуре на троне, по сторонам от которого стоят двое слуг и тринадцать фигур, соответствующих коленам Израилевым. В нижнем ярусе фрески, который интересует меня прежде всего, изображена сцена благословения Иаковом двенадцати его сыновей и сыновей Иосифа, сквозь которую проступает золотой стол с «рогатым» предметом на нем. круглым – под ним (слева) и предмет, поддерживаемый львами (справа, ил. 9). Изменения, вносимые во фреску над нишей для Торы, не затрагивают» центрального, составляющего ось всей композиции мотива райского древа жизни. Эго позволяет предполагать в замещении сюжетов при позднейшей записи стремление изменить расстановку» акцентов в рамках одной и той же идеи, а в сюжетах, заменяющих друг друга в определенной части фрески, видеть функциональные варианты. С этой точки зрения сцена завещания Иакова выступает в качестве варианта предшествовавшему ей на фреске мотиву культовой трапезы.
При всех различиях предложенных интерпретаций фрески общий смысл композиции, помещенной в наиболее значимом месте ритуального пространства синагоги, не вызывает у исследователей сомнений. Он заключается в идее Спасения. В эпоху после разрушения Иерусалимского храма (70 г. н.э.) синагога мыслилась как образ Храма, а ее культовое средоточие – ниша для Торы – призвана была служить образом Святая Святых. В этом смысле свод ниши становился символом входа в рай. что и позволяет искать здесь аналогов для образа трапезы при входе как в погребальных сооружениях, так и в христианском храме.
Если первоначальный слой фрески строился на образах, принадлежащих в своей предельной обобщенности «позднеантичному койне догм», то в позднейших слоях «символичность» такого типа уступает место «наррагивности» (К. Г. Крэлинг). свойственной возникшей одновременно росписи других частей синагоги. Путь к Спасению рассказывается теперь как воспоминание о ветхозаветных деяниях. Под сенью райского древа жизни помещается благословение Иаковом сыновей и внуков, и тем самым воспоминается пророчество о царе-мессии из колена Иудина ( Быт. 49:8–12 ). а в качестве образов исполнения пророчества появляются в ветвях древа – фигура Давида с лирой, а вверху – мессия на троне и обретшие Спасение колена Израилевы. В таком варианте фрески тема трапезы присутствует не явно, но аллюзионно, причем отсылку к ней содержат как сцена благословения, так и фигура Давида-пастыря в ветвях древ:) жизни. Эти мотивы :заслуживают внимания и потому, что оба они были восприняты христианством в сходной функции в связи с темой входа в рай. и потому, что само по себе движение в росписи синагоги от «символического» к «нарративному», от эсхатологически понятого чаяния рая к воспоминанию пророчеств; о мессии составляет параллель к динамике «эсхатологической» и «анамнетической» компонент идеи Евхаристии.
Основания для такой акцентуации заложены в ветхозаветной традиции понимания образа пастыря, которой присуще представление о Боге как о пастыре, пасущем своих овец – народ Израиля. Это представление проецируется также на вождей (Авраам), царей (Давид), на священников и первосвященника ( Иез. 34 ; Зах. 11:17 ; Ис. 40:11 ; Пс. 22; 79 и др.). Продолжение данная традиция находила, с одной стороны, в позднеантичной и парагестамснтарной еврейской литературе (в мидраше Ган Эден ве Гехинном. в Книге Еноха), а с другой стороны. в христианской экзегезе (например, в толкованиях Оригена на Евангелие от Иоанна). Нет нужды специально подчеркивать, что обе они существенно воздействовали на раннехристианскую религиозность.
Если иметь в виду эту возможность христианского продолжения, особую важность среди ветхозаветных текстов о пастыре и трапезе приобретает текст псалма 22:
Господь пасет мя, и ничтоже мя лишит.
На месте злачне, тамо всели мя, на воде покоПне воспита мя.
Душу мою обрати, настави мя на стези правды, имене ради Своего. Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, я ко Ты со мною ecu, жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста. Уготовал ecu предо мною трапезу сопротив стужающим мне, умастил ecu елеом главу мою, и чаша Твоя упоявающи мя, я ко державна.
II милость Твоя поженит мя вся дни живота моего, и еже вселити ми ся в дом Господень, в долготу дний.
Если в ассоциации псалма 22 с Тайной вечерей реализуется образ земной грапезы с Богом, то образ потусторонней трапезы с ним выходит на первый план в текстах православного чина погребения. Евхаристическая трапеза отождествляется здесь с трапезой загробного блаженства, поэтому аллюзия к псалму 22 (2) в молитве священника («Господи, покой dvuiv усопшаго раба Твоего в ме- спн» светле, в месте злачне, в месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, пе- •нпь и воздыхание» 1169 ) так созвучна античным образам рая.
В псалме 22. к которому меня привела взаимосвязь на фреске в Дура-Европос пастыря и трапезы, тема завета осмысляется в плане личного договора с Богом и принимает образ совместной с ним трапезы. Другая сторона завета – завещание наследникам держаться договора с Богом – составляет предмет двух сцен благословения, которые на фреске в Дура-Европос относятся к более позднему слою росписи.
Взаимосвязь между завещанием и трапезой глубоко укоренена в древнееврейском ритуале предсмертного благословения. В некоторых текстах, в которых особенно валено было подчеркнуть идею завещания, мотив трапезы отступает на второй план и эксплицитно не присутствует. Так обстоит дело, по-видимому. в ветхозаветном рассказе о смерти Моисея и благословении им тринадцати колен Израилевых ( Втор. 29–32 ). служившем образцом для сцены благословения Иаковом колен Израилевых ( Быт. 49–50 ).
Вернемся к фреске из синагоги Дура-Европос. На фоне традиции трапезы-завещания образы культовой трапезы в раннем слое росписи и сцена завещания Иакова выступают как взаимодополняющие возможности передачи завета – существенного знания о Боге. Однако если в первом варианте фрески подчеркивалась идея трапезы, то затем на первый план выходит идея завета-завещания. Мотив трапезы при этом сокращается, сгущаясь: из его изобразительных форм остается лишь древо с «насельником», и эти образы принимают в себя смысловую нагрузку и культовой трапезы Храма, и подразумеваемой в сиене благословения прощальной трапезы (как в Книге Еноха), и ее поту стороннего прототипа (как в псалме 22 и Книге Еноха).
Появившаяся в XVI веке картина выделяется уникальной техникой написания
Святыня находится в монастыре Санта-Мария-делле-Грацие в Милане