Иммерсивное пространство что такое
Что такое иммерсивное шоу?
Погружение — это именно то, что происходит с участником иммерсивного шоу. Роль зрителя преображается — это больше не пассивный наблюдатель, а один из героев действия, который может двигаться, выбирать и иногда даже влиять на происходящее.
Первую широкую известность формату иммерсивных шоу принес британский театральный коллектив Punchdrunk со спектаклем «Sleep No More», показанным впервые в 2009 году. Пятиэтажный особняк, в котором можно найти психиатрическое отделение больницы с врачами и пациентами, кладбище с призраками, укромный уголок с парой влюбленных, рассчитывающих, что никто их не увидит. Все открыто для исследования участниками процесса — зрителю предлагается не только ходить и наблюдать, но и взаимодействовать с персонажами и окружающим пространством. Решение о том, где находиться и насколько включаться в происходящее, принимает каждый сам.
Свобода строить свою сюжетную линию в сочетании с игрой профессиональных актеров и продуманным антуражем создает уникальные условия для переживания опыта совершенно нового качества, нежели в обычном представлении. Опыта, больше похожего на живое прохождение компьютерной игры или путешествие по фильму в реальности.
Необычный формат был подхвачен зрителями и творческими группами в самых разных точках мира и разросся, приобретая новые очертания. Сегодня в Москве для желающим погрузиться в опыт иммерсивного шоу найдется из чего выбирать.
Можно встретить похожие по структуре на работы Punchdrunk театрализованные представления. «Черный русский» Максима Диденко и театральной компании Ecstàtic — на участниках маска, вокруг — мир из «Дубровского» Пушкина, в котором можно трогать петуха, пить водку и кормить актера пельменями.
Центр имени Мейерхольда часто становится площадкой для иммерсивный действий — Юрий Квятковский и Le Cirque de Charles la Tannes превращают все 5 этажей центра в «Норманск» — город, придуманный братьями Стругацкими, который теперь открыт для исследования.
Все больше появляется иммерсивных игровых форматов, позволяющих быть главным (или одним из главных) героем действия, складывать совершенно свою индивидуальную историю и проходить еще дальше за рамки привычного восприятия.
Городская бродилка с элементами флешмоба и психологического тренинга«Remote Moscow» делает местом игры город. Весь процесс становится перфомансом, который воплощают сами участники, перемещаясь по Москве и следуя инструкциям, звучащимодновременно в наушниках у всех 50 человек.
«Москва 2048» — это 40 участников, 12 актеров и постапокалиптический мир, созданный командой художников и мастеров игр и квестов. В этой истории нет запланированного конца и есть возможность стать кем угодно — борцом с тоталитарной системой или законопослушным гражданином, но не включиться в игру невозможно.
А действие иммерсивного шоу «Морфеус» происходит прямо в голове у зрителей – здесь возможно все, есть только одно ограничение — на протяжении всего времени глаза будут закрыты. Зато все остальные органы чувств задействованы по полной программе — запахи, неожиданные тактильные ощущения и голос, рисующий сюжет.
Наш сайт создан специально для того, чтобы вам было удобно находить информацию о самых интересных иммерсивных шоу, которые проходят в Москве. Выбирайте и — погружайтесь!
Иммерсивное пространство что такое
Термин «soundscape» в обиход ввел Рэймонд Шейфер — канадский композитор, писатель и защитник окружающей среды. Его проект World Soundscape, запущенный при поддержке ЮНЕСКО в конце 1960-х, касался акустической экологии — влияния антропогенного шума на окружающую среду и взаимодействия человека с миром звуков.
Сегодня понятие «soundscape» включает в себя представление не только о звуке как о среде, но и о восприятии этой среды находящимся в ней слушателем. Иными словами, если вас со всех сторон окружает звук, будь то специально написанный многоканальный трек или раздражающий городской шум, то и этот звук, и ваши ощущения можно изучать, описывать, преобразовывать и кардинально менять в рамках дисциплины «soundscape».
В 1951 году композитор Джон Кейдж оказался в специальной звукоизолированной комнате и услышал два шума, производимые его собственными кровеносной и нервной системами. «Эти звуки будут длиться до тех пор, пока я не умру, — говорил он. — Они будут существовать и после моей смерти. О будущем музыки можно не беспокоиться. Однако такая уверенность возникнет лишь в том случае, если человек предпочтет не те звуки, которые появляются в зависимости от наших намерений, а те, которые возникают сами по себе». Так инструментарий композитора дополнился случайными и «найденными» звуками (здесь вполне уместна аналогия с «найденными объектами» в изобразительном искусстве), а к ним присоединилась тишина, переставшая быть беззвучным фоном и превратившаяся в самостоятельный феномен.
Благодаря развитию технологий к сонму естественных звуков добавились электроакустические артефакты (их, например, использовал в своей «конкретной музыке» француз Пьер Шеффер) и звуки, созданные синтезаторами — сначала аналоговыми и оптическими, затем цифровыми. Наконец, в середине века на сцену вновь вышли природные явления — не только собственно звуки вроде пения птиц или шума дождя, но и особенности распространения звука в различных средах, ритмы и гармонии.
Так за XX век все, что так или иначе воздействует на мозг через ухо, стало объектом для изучения, медиумом для познания мира и инструментом его творческого преображения.
Иммерсивный звук вообще с трудом поддается масштабированию. Основным стандартом остается стерео (притом что первые стереозаписи появились еще в 1930-е), за массовый многоканальный звук отвечают в основном кинотеатры. Специально созданные звуковые инсталляции демонстрируют порой уникально сложный акустический рисунок, но они всегда сайт-специфичны. Работа со звуковым ландшафтом требует внимания ко множеству деталей как минимум потому, что звук по-разному звучит в разных пространствах; он отражается, преломляется, рассеивается и смешивается с другими звуками. Однако среда — это не только набор физических параметров; идет ли речь о шумной городской улице или концертном зале, плавучей платформе посреди лесного озера (Raymond Murray Schafer, Music for Wilderness Lake, 1979) или подводном спускаемом аппарате, внутри которого пульсация сонара, сигналы аппаратуры, тихая музыка из переносной аудиосистемы смешиваются с глухим гулом давящей на стены воды (Stefan Helmreich, An Anthropologist Underwater: Immersive Soundscapes, Submarine Cyborgs and Transductive Ethnography, 2007), soundscape не существует сам по себе: в нем всегда присутствует слушатель.
Эдуард Артемьев, рассказывая в одном из интервью о своей работе над «Солярисом», вспоминал, как Тарковский просил его помочь организовать шумы: «Мне важно, когда [Крис Кельвин] прощается с Землей, шуршание травы, природа, топот копыт, движение машин, то есть то, что его окружает. Эти звуки надо как-то организовывать, чтобы там чувствовалась воля человека».
«Воля человека» — важный элемент всей конструкции под названием «soundscape». В своем программном труде автор термина Рэймонд Шейфер отмечает: только слушатель может определить, где проходит тонкая грань между музыкой и шумом, «расслышать» звуковой ландшафт во всем его разнообразии, отобрать те звуки, которые кажутся интересными (и достойны сохранения) и в конечном счете изменить этот ландшафт по своему усмотрению. Другие авторы говорят о необходимости волевого усилия для включения активного слушания и слышания. Так центральной фигурой в мире звуков оказывается человек; говоря о его роли, историк Эмили Томпсон определяет soundscape как одновременно и физическую среду, и способ восприятия этой среды; как мир и как культуру, построенную для осмысления мира (The Soundscape of Modernity: Architectural Acoustics and the Culture of Listening in America, 2002).
(Ремаркой заметим: все это отсылает нас к sound studies, разделу антропологии, даже самое беглое введение в который потребовало бы отдельного и весьма объемного текста.)
Человеческий фактор — еще одна причина того, что создание иммерсивных звуковых сред пока не стало массовым явлением, притом что жизнь среднестатистического горожанина проходит под непрерывный аккомпанемент всевозможных шумов. «Чтобы технология объемного звука пошла в люди, нужно сначала воспитать аудиторию, потому что это настолько странная и непривычно воздействующая вещь, что человек может быть к ней не готов», — считает научный сотрудник Политехнического музея, историк медиа и технологии Анна Котомина. Сравнивая soundscape с видеомэппингом, переживающим сейчас расцвет, она отмечает, что звук сложнее для восприятия, поэтому связанные с ним технологии как бы зависли на тонкой грани — отдельные эксперименты одиночек-энтузиастов не могут вывести объемный звук в массы: «Со многими технологиями это дело случая. Некоторые технологии приобретают хороших менеджеров, ярких художников, некоторые нет. Возьмем, к примеру, стереокино: первые эксперименты в этой области начались еще в 60-е годы, но потом масс-маркет надолго о нем забыл до тех пор, пока не появился „Аватар“. Для того чтобы снимать кино в стерео, нужно вообще другое мышление; режиссер готовился к этому фильму несколько лет. Найдутся ли такие же авторы в области soundscape? Найдутся ли хорошие менеджеры? Может быть, и не найдутся, и технология иммерсивного звука так и останется прекрасной игрушкой для закрытого клуба».
Урбанист, преподаватель МВШСЭН Петр Иванов настроен более прагматично: пространственные звуковые инсталляции интересуют его в том числе как инструмент городского планирования. «Аудиальное загрязнение делает одни районы города неблагоприятными, а аудиальная экологичность делает другие престижными, — объясняет он. — При этом под аудиальным загрязнением мы, как правило, понимаем индустриальные звуки, а под аудиальной экологичностью отнюдь не тишину (наоборот, тишина пугает), но пение птиц, шум листвы и стук дождя по крыше». По мнению урбаниста, снятие дихотомии аудиальных загрязнения и экологичности в городской среде возможно через синергию природы и культуры.
Иммерсивные технологии в корпоративной среде: как они помогают сотрудникам и компаниям
Редактор отдела «Истории».
Гибридный формат работы постепенно превращается в новую норму. Однако в таких условиях новичкам бывает трудно влиться в коллектив. Чтобы это исправить, компании используют иммерсивное обучение через гарнитуры виртуальной и дополненной реальности, а также метавселенные.
Одна из таких компаний — HubSpot, разработчик платформы управления взаимоотношениями с клиентами. Она проводит VR-туры по удаленным офисам, чтобы представить сотрудникам «захватывающий и уникальный вид» удаленного сообщества HubSpot.
«VR-платформа позволяет создать аватар, прогуляться по виртуальному пространству и даже слышать голоса других коллег — все проходит в режиме реального времени, как в офисе», — утверждает менеджер по культуре Hubspot Миган Уильямс.
Уильямс добавляет, что изначально члены команды отнеслись к нововведениям скептически, но вскоре привыкли к ним. Они заявили, что весело проводят время в виртуальной реальности и укрепили отношения с людьми, которых, в ином случае, они бы не встретили, работая удаленно.
Расскажи, как цифровая трансформация изменила твой бизнес
Hubspot и раньше славился сильной корпоративной культурой. В 2020 году Glassdoor, сайт с анонимными отзывами сотрудников о компаниях, назвал Hubspot лучшим местом для работы в США. Это произошло за несколько месяцев до начала пандемии, после чего компания была вынуждена закрыть офисы. Уильямс хотела поддерживать этот высокий стандарт и виртуально.
Во время адаптации важно произвести сильное впечатление на нового сотрудника. Это увеличивает показатель удержания на 82%, а продуктивность — на 70%.
Это играет особенно важную роль сейчас из-за общемировой тенденции к увольнению персонала, получившей название Great Resignation.
Уильямс отмечает, что переход на новую работу — нелегкая задача, особенно в удаленном формате, при котором легко упустить корпоративную культуру и атмосферу.
«Культура играет важную роль при адаптации, и новичкам не обязательно физически присутствовать на работе, чтобы ощутить наши ценности и сформировать чувство товарищества, — утверждает она. — Поэтому мы постоянно ищем новые способы применять технологии, чтобы наша культура не была ограничена местоположением».
Роль метавселенной в корпоративной среде
Другие компании, такие как Walmart, Bank of America и Accenture, также начали адаптировать новых сотрудников с помощью виртуальной реальности. В теории, это приближает их к тому, чтобы обеспечить свое присутствие в метавселенной.
Сейчас это понятие имеет расплывчатое определение и обычно обозначает VR-пространство, где пользователи взаимодействуют с компьютерной средой и друг с другом. Некоторое время компании интересовались этой концепцией и теперь начинают воплощать свои идеи в реальность. Facebook уже превратилась в Meta, а Vans и Nike создают виртуальные брендированные миры на таких платформах, как Roblox.
Том Гудвин, сооснователь консалтингового агентства по вопросам трансформации ALL WE HAVE IS NOW, считает, что «этот термин ничего не значит, но хорошо смотрится в списке тенденций». По его словам, для Facebook это хороший PR-ход, помогающий отвлечь внимание от других проблем, как это было с доставкой с помощью дронов у Amazon.
«Никто не может объяснить, что это такое, поэтому, если она не будет существовать через 10 лет, то никто не проиграет», — рассказывает Гудвин о метавселенной.
Независимо от своего значения, виртуальная реальность становится важным элементом вовлечения и обучения для бизнесов. Так считает Роджер Томас, специалист по AR и VR из Университета Сандерленда. Он добавляет, что такой формат обучения помогает сэкономить время тех, кто обычно его проводит.
«Повторяющееся измеряемое обучение, основанное на задачах, можно проводить безопасно и в любое время. Это может избавить от необходимости останавливать работу, чтобы провести производственную подготовку, — утверждает Томас. — Обычно это ускоряет обучение почти на 80%».
Это не идеальное решение из-за нехватки «осязаемости». Однако тактильные технологии продолжают развиваться, и, как считает Томас, повышение квалификации с помощью VR и AR скоро станет нормой.
Другие сферы применения AR и VR
Согласно последнему прогнозу аналитической компании CCS Insight, выпущенному в прошлом месяце, в 2021 году на долю бизнесов будет приходиться 18% из приблизительно 11 млн проданных единиц VR- и AR-технологий.
Кроме того, CCS Insight ожидает, что в 2025 году компании закупят более 13 млн XR-устройств. Понятие XR (extended reality, расширенная реальность) охватывает весь спектр реальных и виртуальных сред, таких как виртуальная, дополненная и смешанная реальности.
«События последних двух лет, несомненно, ускорили прогресс, — утверждает Анджела Эшенден, главный аналитик отдела Workplace Transformation в CCS Insight. — Устойчивый характер пандемии заставил бизнесы искать новые способы адаптации и обучения персонала». XR-технологии стали наиболее оптимальным решением для многих.
По мнению Эшенден, иммерсивное обучение приносит особую пользу, когда нужны физические симуляции. Это дает возможность обучаться на практике, не боясь совершить ошибку. Она также считает, что эти технологии помогут получить и мягкие навыки. Например, с помощью симуляции ролевой игры, имитирующей те же уровни стресса, с которыми сотрудник сталкивается в реальности.
«Более того, мы видим все больше доказательств того, что удержание тех, кто проходит такого рода иммерсивное обучение, гораздо выше, чем при традиционных офлайн- и онлайн-методах», — добавляет она.
Платформа для цифрового обучения Virti решила последовать этой тенденции. Недавно она сотрудничала с Национальной службой здравоохранения Великобритании с целью обучать сотрудников, работающих на передовой во время пандемии.
Virti разработала платформу no-code, с помощью которой организации могут создавать собственные симуляции и виртуальных ИИ-людей. Она помогает стандартизировать и масштабировать обучение мягким навыкам и удаленную адаптацию.
«VR-подготовка более интересна, чем чтение и лекции, — утверждает основатель и CEO Virti Алекс Янг. — В симуляции можно добавлять подсказки и вопросы, чтобы проверять знания сотрудников и генерировать объективные данные о производительности, которые помогут им совершенствоваться».
Иммерсивные спектакли: что это такое и почему они популярны сегодня?
Это театр без сцены в традиционном ее понимании. В иммерсивном театре (от англ. to immerse — погружать) зрители «погружаются в действие». Сцена везде, действие разворачивается среди гостей, все они становятся свидетелями и участниками театральной постановки вместе с актёрами.
Мировую популярность иммерсивный театр приобрёл в начале 2000-х, а основоположниками жанра принято считать британскую театральную группу Punchdrunk. Один из самых известных в мире иммерсивных спектаклей — Sleep No More, поставленный в нью-йоркском отеле McKittrick по мотивам “Макбет” Уильяма Шекспира. Самыми обсуждаемыми премьерами в Москве стали иммерсивные спектакли “Черный Русский” и мистическое шоу “Вернувшиеся” по пьесе норвежского драматурга Генриха Ибсена.
Все это спектакли, которые нужно не смотреть, а слушать, чувствовать и проживать. В них задействованы все органы чувств: зрение, слух, вкус, обоняние, осязание и чувство равновесия в пространстве. Если со зрением и слухом все понятно, то для активации, например, вкусовых органов чувств на спектаклях стали кормить: в уже упомянутом «Черном русском» зрители попадали в особняк Троекурова из пушкинского «Дубровского» и щедро угощались пельменями, кровяной колбасой, салом и блинами.
Сегодня этот тренд современного классического театра интегрируется с другими культурно-развлекательными сферами. В Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах проводятся постановки-квесты, спектакли-променады, иммерсивные театральные шоу, сопровождающиеся авторским гала-ужином. Способов «сходить в театр» сегодня очень много.
Появились даже иммерсивные рестораны, где к еде подключают звук, изображение, иллюзию, ароматы. На принципе мультисенсорности и высоких технологиях построены знаменитые Ultraviolet Поля Пайре в Шанхае и Sublimotion Пако Ронсеро на Ибице. В них еда становится частью исследования мира и превращается в чистую эмоцию. Именно к этому — облечь эмоции в форму еды— стремятся различные камерные иммерсивные шоу-ужины. Например, большой популярностью пользуются шоу «Фантасмагория в черном», «Macbetha», «Бар, которого нет». Организаторы Gastroshow Moscow при продюсировании Виктории Стрекалиной и поддержке Corso Catering и Zabiyaka records делают некий мультисенсорный микс экстравагантного шоу и изысканного ужина. Это и не ресторан, и не театр в классическом понимании, а мультимедийный гастрономический театр, это что-то новое и очень классно сделанное.
Меню и подача разработаны таким образом, чтобы еда стала неким продолжением сюжета. Например, под один из сюжетов с названием «Забытая актриса» подают блюдо на часах, которые идут в обратную сторону как символ уходящего времени некогда знаменитой дивы. Это же символизирует горящая свеча, сделанная из топленого масла с чернилами каракатицы в виде силуэта актрисы. А черная икра в блюде символизирует некогда богатую и яркую жизнь. Под сценарий «Любовь» подается тартар из говядины в специальном горшочке, из которого виднеется росток спаржи. Чтобы «взрастить» любовь, нужно о ней заботиться и проявлять внимание. Именно поэтому к блюду добавили небольшую лейку с трюфельным маслом, этим маслом нужно полить тартар и спаржу, взращивая таким образом нежность и любовь.
Проводятся эти шоу в старинных особняках Москвы, например в Особняке на Волхонке — излюбленной резиденции Екатерины II. Здесь, как и в классическом театре, гости получают новые эмоции и новый опыт, когда сценарий зависит от твоих действий и сюжет меняется на твоих глазах. Так как аудитория ведёт себя всегда по-разному, каждое шоу получается уникальным и никогда не повторяется. Такие мероприятия рассчитаны на ограниченное число гостей.
Собственно «актерами» в таких шоу являются приглашенные звезды кино, телевизионных шоу («Голос», «Дэнс Революция», «Танцы на ТНТ» и др.) Как и в настоящей театральной постановке, здесь большое значение в имеют качество декораций, костюмов, реквизита. Например, для шоу «Бар, которого нет» используются дизайнерские костюмы от хедлайнера Mercedes-Benz Fashion Week Russia. Также используются современные технологии, например, 3D-mapping (или 3d-проекция). Это проекторы буквально оживляют интерактив на столах, стенах помещения для максимального погружения гостей в атмосферу.
Как зрители превратились в актеров и что из этого вышло: краткая история иммерсивного театра в России
Иммерсивный театр предлагает зрителям не просто наблюдать за игрой актеров, но активно включаться в действие. И хотя это название уже почти стало синонимом претенциозных коммерческих шоу, лучшие образцы жанра действительно открывают новое измерение с помощью разработок из области нейронаук, гейм-дизайна, исследования эмоций. Создатель телеграм-канала «пост/постдрама» Ольга Тараканова рассказывает, чем иммерсивный спектакль похож на компьютерную игру, как такие постановки помогают развивать эмпатию и почему после посещения некоторых из них может потребоваться помощь психолога.
Всего пять лет назад иммерсивные спектакли в России были сенсацией. Первым действом такого формата считается «Норманск» в Центре имени Вс. Мейерхольда, который поставил Юрий Квятковский (на днях он занял должность главного режиссера Росгосцирка, и этот факт говорит почти всё о том, какой путь прошел иммерсивный театр в нашей стране). В основу спектакля легла повесть братьев Стругацких «Гадкие лебеди», а по форме он напоминал работы компании Punchdrunk, лондонских пионеров иммерсивного театра.
«Норманск» шел на шести этажах ЦИМа. Сцена, офисные помещения, фойе, гардероб и другие пространства превратились в больницу, школу, квартиру, кабаре, охранный пост. Ходить везде нужно было в противомоскитной сетке. И главное — выбирать свой маршрут самостоятельно, никаких инструкций зрители не получали.
Через год иммерсивный театр переехал в московские особняки: «Черный русский» Максима Диденко шел в особняке Спиридонова, «Безликие» — в доме XIX века в переулке Дашкова. Потом бюджетные версии спектаклей стали делать в фестивальных лабораториях от Архангельска и Санкт-Петербурга до Челябинска и Тобольска, появились тематические фестивали.
А сейчас на запрос «иммерсивный театр» поисковики в первую очередь выдают ссылки на квесты, экскурсии по бункерам в метро и шоу с элементами бурлеска.
Это большое крушение надежд, которые связывали с новым типом театра, когда только узнали о нем. В чем состояли эти надежды? И всё-таки что такого особенного происходит в иммерсивных спектаклях?
Место действия
1. Двадцать человек в наушниках гуляют по городу. Действие начинается на кладбище, продолжается в метро и в церкви, заканчивается на крыше элитного торгового центра. Во время прогулки голос из наушников предлагает выполнить странные задания: позировать для фото без фотографа, танцевать балет на эскалаторе, играть в баскетбол без мяча. Одни участники группы с радостью включаются в игру, другие наблюдают — и все следят за реакцией прохожих. Это Remote Moscow от немецкой компании Rimini Protokoll — первый в России хит иммерсивного театра, — который появился в 2015 году и идет до сих пор. Впоследствии спектакли такого формата появились чуть ли не в каждом крупном городе, где тоже захотели по-новому пережить коллективную прогулку по центру.
2. В мрачном корпусе Московского энергетического института, где винтом закручивается пологий подъем, на стенах висят портреты серьезных физиков, а рядом ездит старый лифт, собирается то ли похоронная, то ли фестивальная процессия. Актеры в костюмах ростовых кукол везут наверх гигантские лампочки и другие приборы, сделанные из цветов и гирлянд. На последнем этаже хор исполняет положенные на музыку инструкции по обходу помещений университета и воспоминания сотрудников о работе в подвалах, об авариях, повлекших за собой человеческие жертвы. Это «ГЭС-2 Опера», ее поставил Всеволод Лисовский для фонда V-A-C.
3. Заводские краны в мартеновском цеху Выксунского металлургического завода лязгают, переносят объекты с места на место, запускают конвейер — всё это под аккомпанемент человеческих голосов. Вместо стали, которую раньше переплавляли на заводе, — толпа зрителей; они движутся по маршруту металла. Это «Страсти по Мартену», или церемония прощания с последним в Европе заводом такого типа (технология устарела и считается вредной для окружающей среды). Проект придумали Анна Абалихина, Алексей Сысоев, Ксения Перетрухина и Юрий Муравицкий для фестиваля «Арт-овраг» в городе Выкса под Нижним Новгородом.
Читайте также
Чаще всего иммерсивными именуют спектакли, которые идут не в театре. Поле, ландшафт, деревня, дом, часовня, конюшня, вокзал, заброшенное здание, город — так называются главы в разделе «Места» из книги Site-Specific Performance Майка Пирсона, одного из самых известных режиссеров и теоретиков театра в нетеатральных пространствах.
Строго говоря, не все спектакли, которые выходят за пределы сцены, можно назвать именно иммерсивными. Принято выделять еще променад-театр и сайт-специфик :
Иногда в полях или подвалах строят вполне привычную сцену, перед которой сидит публика. Но, как правило, пространство всё же играет особую роль в иммерсивных спектаклях.
Поэтому приемы и аналитические категории, которые родом из сайт-специфического искусства, применимы и здесь. «Site-determined, site-oriented, site-referenced, site-conscious, site-responsive, site-related», — перечисляет историк искусства Мивон Квон термины, которые встречаются в арт-критике наряду с «сайт-спецификом».
Может быть интересно
«Определенный местом, ориентированный на место, отсылающий к месту, внимательный к месту, откликающийся на место» — на русском эти выражения звучат несколько шизофренично. Но вот три термина, которые описывают действительно важные грани сайт-специфического театра:
Логистика передвижений и нарратив
1. Зрители приходят в театр, а попадают в музей — причем в краеведческий. «Музей инопланетного вторжения» — проект «Театра взаимных действий». Спектакль представляет собой путешествие по музею, экспозиция которого посвящена вымышленному событию: однажды под Томском приземлились пришельцы, а местный университет запретил ученым общаться с ними. В одной комнате — манекены ученых и аудиокассеты с их интервью, в другой — что-то вроде панорамы местности, в третьей показывают будто на скорую руку смонтированный ролик об экспедиции. Группу зрителей ведут двое экскурсоводов, попеременно рассказывая свои истории и давая немного времени на самостоятельный осмотр.
2. По принципу музея устроен и другой спектакль «Театра взаимных действий» — «Правдивая и полная история Джека Потрошителя». Здесь пять комнат, в нескольких есть перформеры: они распаковывают коробки с уликами, которые (не) помогают установить личность загадочного преступника, проводят показ жестокого кукольного спектакля-драки, предлагают сыграть в «Мафию». Также во всех пространствах есть экспонаты, которые можно трогать и изучать: книги, фотоальбомы, распечатки статей.
Спектакли ТВД часто называют образцовыми подростковыми спектаклями — на них действительно никогда не скучно и в то же время всё понятно.
3. В слегка отремонтированной питерской коммуналке с тусклыми цветными лампочками зрителей встречают парень с гитарой и книжкой стихов, участницы и участники оркестра кухонных инструментов, несколько аккордеонов и несколько человек, которые не умеют на них играть. Спектакль «Квартира. Разговоры» поставили режиссер Борис Павлович и продюсер Ника Пархомовская по произведениям и дневникам обэриутов вместе с подопечными инклюзивного центра «Антон тут рядом». На два часа, что идет спектакль, зрители попадают в мир, где общаются как-то не так, как обычно, но с искренним удовольствием и теплотой — и едва ли такой контакт возможен между сценой и зрительным залом.
Словарь сайт-специфического искусства акцентирует наше внимание на том, как спектакль взаимодействует с окружающим пространством. Но не менее важно, как это пространство устроено внутри и как оно разворачивается перед зрителями во времени. Исследовательница Барбара Гронау выделяет три типа организации иммерсивных пространств:
Логистика определяет и способ, которым в спектакле будет рассказана история, — как ни странно, в иммерсивном театре часто рассказывают истории. Но сюжет обычно сконструирован не линейно, а более сложно, примерно как в компьютерных играх. Поэтому исследователь Генри Дженкинс предлагает говорить о «нарративных архитектурах» — и выделяет четыре их типа:
Но бывает, что в иммерсивных спектаклях вовсе нет нарратива — авторы больше хотят, чтобы у зрителей появился новый чувственный опыт. Так происходит, например, в «Квартире», но бывают и другие похожие стратегии. Их точно описывает исследовательница Клер Бишоп в своей классификации арт-инсталляций:
Но прежде чем поговорить о них, давайте рассмотрим еще один вид иммерсивных спектаклей, сфокусированных на чувственном опыте.
Виртуальная реальность
«Замена тела»: человек видит глазами другого человека и чувствует себя так, будто он и есть этот другой; на голову зрителя надет VR-шлем, куда транслируется изображение с камеры на голове перформера, перформер имитирует все движения зрителя. «Обмен телами»: на обоих участниках и VR-шлемы, и камера, изображение с камеры одного передается в шлем другого, и наоборот. Объединение BeAnotherLab прокатывает перформанс The Machine To Be Another в локальных сообществах, среди мигрантов, а также среди людей с инвалидностью. В России таких впечатляющих примеров VR-театра пока нет.
Читайте также
С помощью VR-экспириенсов мы можем изменять или расширять наш umwelt, а как минимум почувствовать, что umwelt и umgebung не тождественны.
Но почему это возможно, если наши реальные тела всё-таки остаются неизменными, а только обретают виртуальных двойников?
Ярвис рассказывает о нескольких типах телесных иллюзий, которые сейчас изучают нейронауки:
По мнению Ярвиса, VR-театр позволяет хоть частично реализовать давнюю фантазию человека об обмене телами и развивает эмпатию, помещая зрителей в тела другого гендера, цвета кожи или даже биологического вида.
Роль зрителей
В спектакле «Груз 300» одноименного акционистского театрального проекта зрителям предлагают сыграть в игру «Шавка»: все собираются в круг, в центр которого по очереди выходят пары — командир и подчиненный. Командир должен давать подчиненному унизительные задания, а тот — выполнять их. Спектакль рассказывает о пытках в российских тюрьмах, перед «Шавкой» актеры разыгрывают несколько документальных сцен, но главное — игра. Одни зрители легко включаются в эту систему насилия, которая существует не только тюрьмах, но и в некоторых российских дворах. Другие пытаются сопротивляться, некоторые даже демонстративно уходят — правда, команда спектакля часто пытается помешать им, иногда завязываются драки или летят на пол бутылки. В соседней комнате участников ждет психолог — кто всё-таки смог уйти, тот, если нужно, получает бесплатную помощь. В третьей части спектакля происходит обсуждение.
Если зрители могут включаться в разговоры и действия в спектакле, то в нем нельзя использовать только те сценарии, которые драматурги написали заранее, а актеры выучили наизусть. Приходится заимствовать техники из жанров, в которых давно разрабатывают интерактивность.
Так, в пособии по созданию сценариев для иммерсивных спектаклей Нандита Дайнеш рассказывает, что изучила пять форм интерактивных скриптов:
Но больше всего ей помогло обращение к LARP — ролевым играм живого действия. LARP’ы особенно распространены в среде реконструкторов, толкиенистов, в закрытых субкультурных сообществах. Но последнее время они проникают и в искусство.
Читайте также
LARP предполагает, что ролевая игра проходит в физическом пространстве и может тянуться долго, до нескольких дней. Организаторы продумывают материальную сторону игры, задействуют разные каналы восприятия. Игроки перевоплощаются в персонажей, общаются друг с другом от их имени, но, как правило, в строго заданных рамках.
В целом сценарии для LARP’ов делятся на три части: подготовительные инструкции, фрагменты для игры и протоколы так называемого дебрифинга — коллективного осмысления того, что случилось за время игры, уже не от лица персонажей, а от собственного лица.
На этой основе Дайнеш выделяет семь разделов, из которых может состоять пьеса для иммерсивного спектакля:
Еще один протокол, особенно подробно разработанный в LARP-культуре, — это протокол зрительского согласия. Перед игрой участникам часто задают вопросы, по которым нужно прийти к единому мнению:
Зрителям иммерсивных спектаклей тоже часто предлагают подписать до начала действия соглашение, в котором рассказывается, что с ними может произойти. Но иногда художники идут на риск и не предупреждают зрителей — о том, допустимо ли это, ведутся споры.
С одной стороны, такие жесты провоцируют громкие публичные дискуссии, но, с другой стороны, это может привести к тому, что зрителям понадобится психологическая помощь.
Парадокс о зрителе
В целом главная особенность иммерсивных спектаклей — зрительская активность (или включенность, погруженность) и количество выборов, которые зрителям приходится совершать. Это и выбор, куда пойти, и выбор, насколько подробно изучать пространство и историю, и выбор, как действовать по отношению к другим зрителям и актерам. Вторая особенность — интенсивность опыта: он сильнее, если зрители становятся активными участниками действия.
Когда жанр только зарождался, казалось, что сочетание этих свойств гарантирует: если спектакль иммерсивный, то он ближе к демократической утопии и свободе, чем любой спектакль на сцене. Но вот, например, анонс иммерсивного шоу театра Crave под названием What Women Want (2019 год): «Каждый номер открывает новые грани притягательных женских образов и вовлекает зрителя в исследование женственности и сексуальности в контексте современной повседневности через призму мужского взгляда». А вот что говорит Федор Елютин, продюсер и глава компании «Импресарио», которая уже несколько лет возит в Россию громкие зарубежные иммерсивные спектакли, в том числе Remote X: «Если я называю событие „спектаклем“, то могу продавать на него билеты за пять тысяч рублей. На „экскурсию“ — не могу».
Иначе говоря, идея иммерсивного театра оказалась подходящей и для коммерческих шоу, которые далеки от искусства. Поэтому сейчас этот лейбл уже не вызывает восторгов и мало что гарантирует.
Скорее, иммерсивные спектакли стали нормой, одной из привычных форм, в которых существует современный театр.
И на этом фоне интересно смотреть, как развиваются новые театральные формы. С одной стороны, театр снова открывает, что интересно рассказанная и убедительно разыгранная актерами вымышленная история может смотреться более свежо и современно, чем иммерсивный спектакль с фрагментарным нарративом. «Нам не хватает театра, который говорит на доступном языке, театра, адресованного всем, кто подписан на Netflix, а не только поклонникам современной режиссуры. Не хватает реалистического театра — умного и живого, а не старомодного и поверхностного», — говорят кураторы «фабрики нарративного театра» под названием «Дисциплина», которая будет идти весь год.
С другой — театр сейчас фокусируется на том, как взаимодействуют не только перформеры со зрителями, но и создатели спектакля между собой: как принимают решения, кто становится лидером, можно ли обойтись без лидеров вовсе. Может быть, самый интересный опыт, который можно сейчас получить в театре и который пока еще нельзя получить в индустрии шоу и квестов, — это открытые репетиции и обсуждения горизонтальных команд, которые теперь тоже проводятся под лейблом спектаклей. Пересказать их, в общем-то, просто: люди ругаются, спорят, кричат, например выбирая название для своего коллектива. Не то чтобы споров и ссор не хватало в реальности — но рамка театра заставляет смотреть на них по-новому, и это тоже своего рода иммерсивность.
Наконец, появляются лаборатории, в которых посетителям предлагается включиться в практику, в исследование художника, а не смотреть готовый продукт, иммерсивный или нет. Так, в лаборатории «Шесть квадратных метров» танц-художники ведут трехчасовые движенческие занятия, на которых делают необычных медитации, «знакомятся со своим телом», поют караоке, изучают маскулинность и феминность.
Можно вспомнить и одну идею известного современного философа Жака Рансьера: разве публика в обычном театральном зале пассивно потребляет иллюзию? Любая встреча с искусством — это коммуникация, а коммуникация — это активный процесс, «путешествие в лесу знаков», как пишет Рансьер. А значит, нет такой уж принципиальной разницы между зрителями иммерсивных спектаклей и всех остальных.