какие книги читали в 19 веке в россии

Что читали русские дворяне XIX века для саморазвития и воспитания детей

Газеты, журналы и книги помещика Андрея Чихачева

Дво­рян­ская се­мья Чи­ха­че­вых, жив­ших во вто­рой чет­вер­ти XIX века во Вла­ди­мир­ской гу­бер­нии, оста­ви­ла мно­же­ство днев­ни­ков и до­ку­мен­тов. В них про­яв­ля­ет­ся по­все­днев­ная жизнь дво­рян того вре­ме­ни — как они за­бо­ти­лись о хо­зяй­стве и де­тях, су­ди­лись с со­се­дя­ми и от­но­си­лись к кре­пост­ным кре­стья­нам. Спе­ци­а­лист по рос­сий­ской ис­то­рии, пре­по­да­ва­тель Ку­инс-кол­ле­джа Го­род­ско­го уни­вер­си­те­та Нью-Йор­ка Кэтрин Пи­ке­ринг Ан­то­но­ва про­ве­ла ис­сле­до­ва­ние на ос­но­ве ар­хи­вов этой се­мьи и на­пи­са­ла кни­гу «Гос­по­да Чи­ха­че­вы. Мир по­мест­но­го дво­рян­ства в ни­ко­ла­ев­ской Рос­сии» (вы­шла в «Но­вом ли­те­ра­тур­ном обо­зре­нии»). «Цех» пуб­ли­ку­ет от­ры­вок из гла­вы «Обу­че­ние Алек­сея», из ко­то­рой мы узна­ем, как гла­ва се­мьи Ан­дрей Чи­ха­чев за­ни­мал­ся вос­пи­та­ни­ем сына и что чи­тал, что­бы луч­ше про­во­дить уро­ки для де­тей.

Ар­мей­ские успе­хи (наи­бо­лее ве­ро­ят­ное за­ня­тие для про­вин­ци­аль­но­го дво­ря­ни­на) пред­став­ля­лись Ан­дрею пре­хо­дя­щи­ми и не при­но­ся­щи­ми удо­вле­тво­ре­ния, а под­лин­ное и проч­ное «бла­го­род­ство» и успех — даже бо­гат­ство — он свя­зы­вал с уче­ны­ми за­ня­ти­я­ми. Уко­ре­нен­ное в идео­ло­гии Про­све­ще­ния пред­став­ле­ние о том, что об­ра­зо­ва­ние дает огром­ную власть, фор­ми­руя бу­ду­щее мо­ло­дых лю­дей и обес­пе­чи­вая их — и го­су­дар­ство в це­лом — пре­иму­ще­ства­ми, спи­сок ко­то­рых вклю­ча­ет так­же ма­те­ри­аль­ный успех (хотя и не огра­ни­чи­ва­ет­ся им), без­услов­но, яв­ля­лось фун­да­мен­том остро­го ин­те­ре­са Ан­дрея к вос­пи­та­нию и того, как неустан­но и ме­то­дич­но он сам за­ни­мал­ся вос­пи­та­ни­ем сво­их де­тей с са­мых пер­вых лет.

На­сы­щен­ность об­ра­зо­ва­тель­ной про­грам­мы Ан­дрея так­же была свя­за­на с ощу­ще­ни­ем быст­ро­теч­но­сти вре­ме­ни. Так, на­при­мер, ко­гда дети были еще очень малы, а он осо­знал, как мало у него вре­ме­ни, он за­пи­сал в днев­ни­ке: «Но вре­мя до­ро­го — невоз­вра­ти­мо — в вос­пи­та­нии де­тей оно еще несрав­нен­но до­ро­же. — На­доб­но им как мож­но боль­ше до­ро­жить, что­бы ни­че­го не по­те­рять ка­са­тель­но наук и об­ра­зо­ва­ния». В те годы Ан­дрей за­ни­мал­ся чте­ни­ем в це­лях са­мо­со­вер­шен­ство­ва­ния, что­бы луч­ше про­во­дить уро­ки де­тей («на­чал чи­тать На­ту­раль­ную ис­то­рию в поль­зу де­тей»). Сре­ди про­чи­тан­ных им учеб­ных тек­стов сто­ит от­ме­тить «кар­ман­ную кни­гу о вос­пи­та­нии де­тей», пол­ное на­зва­ние ко­то­рой нам неиз­вест­но. Впер­вые упо­мя­нув ее, Ан­дрей за­пи­сал, что при­об­рел книж­ку у раз­нос­чи­ка вме­сте с бук­ва­рем для Алек­сея, за­тем — что де­лал за­мет­ки по ходу чте­ния. По­том он вы­пи­сал наи­бо­лее по­лез­ные от­рыв­ки и ото­слал сво­е­му дру­гу Че­ре­па­но­ву вме­сте с пись­мом и но­ме­ром «Рус­ско­го ин­ва­ли­да». Несколь­ки­ми стра­ни­ца­ми ниже он от­ме­тил, что Че­ре­па­нов ото­слал кни­гу об­рат­но, но «без за­ме­ча­ни­ев, о ко­то­рых я было его про­сил». Со­сед Ан­дрея, судя по все­му, был не про­тив про­чи­тать эту кни­гу, хотя (судя по тому, что Че­ре­па­нов не пе­ре­дал Чи­ха­че­ву сво­их за­ме­ток о кни­ге, если во­об­ще их сде­лал), по-ви­ди­мо­му, от­нес­ся к ней без про­яв­лен­но­го Ан­дре­ем эн­ту­зи­аз­ма.

Хотя ре­кон­стру­и­ро­вать все ис­точ­ни­ки об­ра­зо­ва­тель­ной про­грам­мы Ан­дрея и невоз­мож­но, но, бег­ло про­ли­став жур­на­лы и га­зе­ты, ко­то­рые Ан­дрей чи­тал в на­ча­ле и се­ре­дине 1830-х го­дов (осо­бен­но его лю­би­мые «Се­вер­ную пче­лу» и «Зем­ле­дель­че­скую га­зе­ту»), мож­но уви­деть, что во­прос вос­пи­та­ния за­ни­мал мно­гих. В ян­ва­ре 1835 года «Се­вер­ная пче­ла» на­пе­ча­та­ла от­зыв на пе­да­го­ги­че­ский жур­нал, це­лью ко­то­ро­го было не толь­ко дать пра­виль­ное на­прав­ле­ние мо­ло­дым лю­дям, из­би­ра­ю­щим пе­да­го­ги­че­ское по­при­ще, но и «до­ста­вить ро­ди­те­лям зна­ния, нуж­ные для того, что­бы они мог­ли сами об­ду­ман­но дей­ство­вать в вос­пи­та­нии сво­их де­тей». Хотя одна из при­влек­ших вни­ма­ние ав­то­ра об­зо­ра ста­тей пред­став­ля­ла со­бой опи­са­ние Лан­ка­стер­ской си­сте­мы обу­че­ния, в жур­на­ле так­же были пред­став­ле­ны ори­ги­наль­ные рус­ские идеи: на­при­мер, «уро­ки в чте­нии и пись­ме, рас­по­ло­жен­ные в раз­го­во­рах» г-на Гу­рье­ва и очерк «о выс­ших и низ­ших взгля­дах в пре­по­да­ва­нии» г-на Гу­ге­ля. В об­зо­ре так­же упо­ми­на­ет­ся немец­кая ста­тья, снис­кав­шая гром­кие по­хва­лы «Жур­на­ла Ми­ни­стер­ства на­род­но­го про­све­ще­ния». На­ко­нец, ав­тор от­зы­ва за­клю­ча­ет, что это «дело» яв­ля­ет­ся «еще неопре­де­лен­ным, в осо­бен­но­сти у нас», но что вос­пи­та­ние тем не ме­нее «столь важ­но», что ре­дак­то­ры «Се­вер­ной пче­лы» при­зы­ва­ют ро­ди­те­лей и на­став­ни­ков «мно­гое, весь­ма мно­гое» по­черп­нуть из жур­на­ла, ко­то­рый на са­мом деле яв­ля­ет­ся ско­рее «кни­гою ма­те­ри­а­лов для вос­пи­та­ния… ибо ста­тьи его име­ют не вре­мен­ное, но все­гдаш­нее свое до­сто­ин­ство».

Дру­гая ста­тья, опуб­ли­ко­ван­ная в «Се­вер­ной пче­ле» ме­ся­цем поз­же, под­чер­ки­ва­ет важ­ность фи­зи­че­ских упраж­не­ний для про­цес­са об­ра­зо­ва­ния по­чти в тех же вы­ра­же­ни­ях, ко­то­рые Ан­дрей ис­поль­зо­вал в сво­их днев­ни­ках. Од­на­ко в ста­тье на пе­ред­ний план вы­хо­дит осо­бое зна­че­ние физ­куль­ту­ры и гим­на­сти­ки для де­во­чек (и «лю­дей сред­не­го воз­рас­та»), а так­же кри­ти­ку­ют­ся прак­ти­ки, ко­то­рые ав­то­ры счи­та­ли об­ще­при­ня­ты­ми для сво­е­го вре­ме­ни, та­кие как кор­се­ты, — на том ос­но­ва­нии, что те вре­дят здо­ро­вью, —а так­же упо­треб­ле­ние вре­ме­ни, пред­на­зна­чен­но­го для «от­дох­но­ве­ния», на за­ня­тия вы­ши­ва­ни­ем, ко­то­рое лишь ослаб­ля­ет ор­га­низм, уже и без того ис­то­щен­ный «про­дол­жи­тель­ны­ми ум­ствен­ны­ми тру­да­ми».

«Зем­ле­дель­че­ская га­зе­та» так­же ре­гу­ляр­но пуб­ли­ко­ва­ла от­че­ты о раз­лич­ных про­ек­тах рос­сий­ских и за­ру­беж­ных зем­ле­дель­че­ских школ, а так­же ста­тьи об­ще­об­ра­зо­ва­тель­но­го ха­рак­те­ра, на­при­мер та­кие: «Поль­за об­ще­ствен­но­го чте­ния» или «Об­ще­ствен­ное сель­ское чте­ние». Сре­ди про­че­го в «Зем­ле­дель­че­ской га­зе­те» опи­сы­вал­ся про­ве­ден­ный ан­глий­ским зем­ле­вла­дель­цем экс­пе­ри­мент в об­ла­сти об­ра­зо­ва­ния, ко­гда де­тям «бед­ных, но тру­до­лю­би­вых лю­дей» были вы­де­ле­ны участ­ки сада, ко­то­рые сле­до­ва­ло об­ра­ба­ты­вать «толь­ко в сво­бод­ные часы». Ав­тор пи­сал о «двой­ной вы­го­де: дети на­уча­ют­ся са­до­вод­ству… от­вы­кая от празд­но­сти, из­бе­га­ют по­ро­ков, от сей по­след­ней про­ис­хо­дя­щих». Ан­дрей на­вер­ня­ка со­гла­сил­ся бы, что ра­бо­та на све­жем воз­ду­хе яв­ля­ет­ся по­лез­ной ча­стью лю­бой все­объ­ем­лю­щей об­ра­зо­ва­тель­ной си­сте­мы, и не толь­ко для де­тей бед­ня­ков. Раз­ра­бо­тан­ная им об­ра­зо­ва­тель­ная про­грам­ма де­ла­ла ак­цент на пред­ме­тах, на­вы­ках и ме­то­дах, ко­то­рые по­все­мест­но об­суж­да­лись его со­вре­мен­ни­ка­ми, вдох­нов­ляв­ши­ми­ся пло­да­ми де­ся­ти­ле­тий раз­ви­тия про­све­щен­че­ской мыс­ли. Эти идеи впер­вые про­ник­ли в Рос­сию бла­го­да­ря та­ким ор­га­ни­за­ци­ям, как Воль­ное эко­но­ми­че­ское об­ще­ство и гу­берн­ские Об­ще­ства сель­ско­го хо­зяй­ства, и к се­ре­дине XIX века ши­ро­ко рас­про­стра­ни­лись бла­го­да­ря жур­на­лам и де­ше­вым учеб­ни­кам на­по­до­бие того, ко­то­рый Ан­дрей ку­пил у раз­нос­чи­ка в 1831 году.

По­ми­мо су­хих за­пи­сей о го­стях, уче­бе и ло­ша­дях, в каж­дой из ко­то­рых ощу­ща­ет­ся при­сут­ствие «Па­пинь­ки», в сво­их днев­ни­ках Алек­сей крат­ко рас­ска­зы­ва­ет о ча­стых пу­те­ше­стви­ях, в том чис­ле дли­тель­ной по­езд­ке из мос­ков­ско­го ин­сти­ту­та и об­рат­но, а так­же мно­го­чис­лен­ных по­езд­ках с от­цом во Вла­ди­мир и со всей се­мьей—в Бе­ре­зо­вик к Яко­ву. Алек­сей не со­об­ща­ет по­чти ни­че­го, кро­ме ме­ста на­зна­че­ния и де­ре­вень, где они оста­нав­ли­ва­лись пе­ре­дох­нуть и по­кор­мить ло­ша­дей или пе­ре­но­че­вать («Дя­динь­ка Яков Ива­но­вич про­во­жал нас до Вос­кре­сен­ско­го. Ноч­лег име­ли в Ма­лы­гине, и по при­чине чрез­мер­но­го в избе жару но­че­ва­ли в по­воз­ке»). Эти ча­стые пу­те­ше­ствия, о ко­то­рых Алек­сей пи­сал си­сте­ма­ти­че­ски, в первую оче­редь пе­ре­чис­ляя на­зва­ния де­ре­вень и вре­мя, ко­то­рое по­тре­бо­ва­лось на то, что­бы до них до­е­хать, под­креп­ля­ли да­вав­ши­е­ся Ан­дре­ем уро­ки гео­гра­фии, во вре­мя ко­то­рых тот под­чер­ки­вал зна­че­ние эн­цик­ло­пе­ди­че­ских зна­ний о род­ных ме­стах, сов­ме­щая ран­не­про­све­щен­че­скую одер­жи­мость эн­цик­ло­пе­ди­я­ми и ха­рак­тер­ный для позд­не­го Про­све­ще­ния от­каз от уни­вер­са­лиз­ма в поль­зу изу­че­ния того, чем раз­ные мест­но­сти от­ли­ча­ют­ся друг от дру­га.

Источник

Какие книги читали в 19 веке в россии

На основе каких источников можно изучать динамику чтения в XIX веке?

О динамике чтения в России первой половины XIX века известно немногое. Источники фрагментарны, малосопоставимы и почти не носят количественного характера. Единственное, что мы знаем достоверно, — сколько книг выходило в тот или иной год и каким тиражом. Соответственно, если книга вдруг вышла вторым изданием, как, например, роман Булгарина «Иван Выжигин», — значит, был спрос, книга разошлась. Такое бывало нечасто. Другой поддающийся измерению показатель популярности книги — количество рецензий на нее. Если книгу отрецензировали в нескольких изданиях, означает, что она вызвала повышенный интерес. Правда, это верно только применительно к литературе достаточно элитарной. Низовые (лубочные) книги долгое время почти не рецензировались — отклики на них начали появляться только с 1840-х годов, сначала в журнале «Библиотека для чтения», потом в «Отечественных записках», которые стремились контролировать все литературное поле. Они рецензировали почти все, что печаталось в стране; соответственно, появлялись рецензии на любые, в том числе и низовые книги. Еще одним источником сведений о круге чтения в тот период служат критические статьи, в которых рецензенты нередко писали о том, как воспринималась та или иная книга. Однако к подобным высказываниям нужно относиться весьма осторожно, поскольку зачастую они писались друзьями или, напротив, врагами автора и, следовательно, не отражали реального положения дел.

О ситуации второй половины XIX века мы уже располагаем ценными свидетельствами, что связано с возникновением в 1860-х годах такой институции, как земство. Оно занималось обследованием экономических и социальных условий жизни населения (главным образом крестьянства), в том числе уровня грамотности, круга чтения, источников получения книг и т.д. Такие обследования, иногда очень детальные и квалифицированные, были проведены в различных регионах. Земства публиковали эти материалы, много неопубликованного до сих пор хранится в архивах. Это ценнейший источник. Кроме того, интеллигенция, заинтересованная в идеологическом воздействии на «народ» (как именовали мещан, купцов, но прежде всего крестьян), стала изучать его чтение. Был проведен ряд исследований по стандартизованным программам, которые печатались в журналах, например, в «Русской мысли». Интеллигенция стала создавать библиотеки для народа, и работники этих библиотек изучали чтение своих пользователей; их статьи, в том числе с количественными данными, печатались в «толстых» журналах и в земской периодике. В конце XIX века видный исследователь чтения Николай Рубакин опубликовал «Этюды о русской читающей публике», где речь шла не только о крестьянах, но и о рабочих. Многие библиотеки — от Императорской публичной и Библиотеки Румянцевского музея до библиотек для народа — ежегодно выпускали отчеты, в которых есть сведения о популярных книгах и о читаемых журналах.

Автобиографические материалы позволяют делать какие-то выводы о структуре чтения?

Свидетельства о чтении в воспоминаниях появляются часто. Но нужно учитывать, что воспоминания — это определенный литературный жанр со своей поэтикой. Автор выстраивает в нем собственный образ. Поэтому, когда описываются времена детства и юности, свидетельства о чтении встречаются часто, но когда человек пишет о взрослой жизни, он редко cообщает о своем круге чтения, если только он сам не литератор. Другой важный источник информации о чтении — дневники; в них и нелитераторы нередко пишут и о читаемых книгах, и о впечатлениях от них. Иногда (это считанные случаи, но они тоже любопытны) люди вели специальные читательские дневники и довольно развернуто записывали свои впечатления от прочитанного.

Как менялось число читающих и грамотных на протяжении XIX века?

В 1820—1830-х годах грамотными в стране были, по моей оценке, порядка 5% населения, а к 1917 году — немногим более трети. Конец XIX и начало XX века — это период интенсивнейшего приобщения населения к чтению. Скачок был связан с созданием земских школ. До них в сельской местности существовали немногочисленные церковно-приходские школы и школы в имениях, создаваемые помещиками. В основном в деревне детей обучали родители, если были грамотны, или люди, за небольшую плату обучавшие нескольких человек, — монашки, старые отставные солдаты. Когда земства в 1870—1890-х создали большое количество школ в сельской местности, их посещали не все мальчики, а тем более девочки, но все равно учащихся стало гораздо больше. Кроме того, в 1874 году была проведена военная реформа: военная служба стала обязательной, причем требовалось, чтобы солдат был грамотен, поэтому в армии были созданы школы. Поскольку срок службы был значительно сокращен, после службы многие возвращались в деревню и пополняли ряды грамотных.

Долгое время в крестьянской среде не хотели посылать детей в школу. Считалось, что мальчик должен помогать в работе, а в школе ему делать нечего — грамотность крестьянину не нужна. И только длительная пропагандистская деятельность земской школы, с одной стороны, и появление социальной необходимости в грамотности, с другой, изменили отношение крестьян к чтению.

Применительно к XIX веку нельзя говорить о «читателях вообще». Одно дело — человек, который читает регулярно. А если он осилил в год одну лубочную книжечку в шестнадцать страничек? Он читатель или не читатель? Пришел в деревню офеня (бродячий торговец книгами), принес книжки, крестьяне купили несколько, а потом еще год он не появится, а новую книжку взять негде, и жители этой деревни ничего не читают. Более или менее регулярными читателями становились лишь менее половины грамотных. Многие вообще разучивались читать, потому что у них не было постоянной практики. По слогам они могли что-то прочесть, но на деле ничего не читали.

Источник

Школьный литературный канон XIX века: что читали русские гимназисты?

Что такое литературный канон?

Литературный канон, или «классика», — сложный феномен, но для простоты можно сказать, что это список или корпус наиболее важных и узнаваемых каждым образованным человеком текстов, которые перечитываются и преподаются в тот или иной период времени в той или иной стране. Чтобы возник литературный канон, необходимо сразу несколько условий. Одно из них — единая для всех граждан нации школьная система базового литературного образования, а попросту говоря — изучение литературы в школе. Благодаря ей каждый из нас получает представление об истории национальной литературы и знакомится с ключевыми для нее произведениями выдающихся писателей. Устройство школьного образования кажется нам настолько привычным, что иногда трудно представить иную систему. В других странах преподавание литературы может быть организовано иначе — например, без обязательного списка произведений. Не менее интересно узнать, как было устроено изучение литературы в дореволюционной российской школе.

Важнейшие отличия дореволюционной литературной программы от современной:

Русская литература до 1917 года не была отдельным предметом и всегда входила в курс «русского языка».

До 1870-80-х годов большинство гимназий были мужскими.

Систематический курс истории русской литературы, как и сегодня, начинался в старших классах, но был гораздо обширнее и с 1870-х годов включал большое число произведений древнерусской словесности.

Программа по литературе для гимназий отличалась от программы для духовных семинарий, реальных и коммерческих училищ. В последних курс литературы был более гибкий и менее подчинялся министерскому стандарту.

Министерская программа включала очень узкий круг обязательных для прочтения текстов, зато используемые на уроке и дома хрестоматии иногда содержали даже официально не одобряемые имена писателей — например, стихотворения Николая Некрасова, которые до 1905 года не входили в программу, но постоянно включались в хрестоматии. Это означало, что учителя в принципе могли обсуждать его на уроках, хотя часов на это по программе не выделялось.

Все сказанное далее характерно, в первую очередь, для мужских гимназий и реальных училищ.

Была ли в школе XIX века единая программа по литературе?

До середины XIX века никакой единой для всех гимназий программы Министерства народного просвещения не существовало. Это не означает, что литературу не преподавали. Преподавали еще с 1800-х годов, однако преимущественно в гимназиях (в духовных учебных заведениях — только церковную словесность), и каждый педагог сам решал, какой список текстов предложить своим воспитанникам. В 1819-м писатель, журналист и преподаватель Николай Иванович Греч издал одну из первых хрестоматий — «Учебную книгу российской словесности». На нее на протяжении 1820-40-х годов ориентировались другие педагоги, как в выборе текстов для чтения и заучивания наизусть, так и в трактовке произведений лучших русских писателей того времени. Если посмотреть на их качественный состав, то список самых популярных авторов выглядит так:

К. Батюшков, П. Вяземский, Ф. Глинка, А. Дельвиг, Г. Державин, И. Дмитриев, В. Жуковский, Н. Карамзин, И. Крылов, М. Ломоносов, А. Мерзляков, А. Пушкин.

Лидерами по частотности вхождения в хрестоматии в начале XIX века оказываются Ломоносов, Державин и баснописец Иван Дмитриев, составляющие ядро канона эпохи Просвещения,который во второй трети XIX столетия будет заметно потеснен авторами «золотого века» — Жуковским, Батюшковым, Пушкиным, Баратынским, Гнедичем.

Многих ли из этого списка рядовой читатель помнит и тем более знает сейчас? Пожалуй, только Батюшкова, Державина, Жуковского, Крылова да Пушкина, который еще при жизни стал входить в школьные хрестоматии и с тех пор никогда из них не выходил, со временем потеснив всех и прочно заняв первое место по количеству упоминаний и цитирований.

Две «революции»

Речь не о двух революциях 1917 года, а о двух новациях в системе преподавания литературы в школе XIX века. В 1843-м молодой преподаватель словесности и критик Алексей Дмитриевич Галахов по образцу французских пособий составил уникальную хрестоматию.

А.Галахов. Русская хрестоматия в 2-х томах. Том I и II в одной книге. Издание 39, 1917 год. Типография В.В. Думнова

Она отличалась от своих предшественниц тем, что около 30% её авторов были современниками, а некоторые едва делали первые шаги в литературе, будучи еще студентами (например, молодые поэты Афанасий Фет и Яков Полонский). На эти же 30% Галахов сократил число текстов XVIII века. Логика была проста: Галахов справедливо полагал, что русскому гимназисту нужен не стремительно устаревающий язык предыдущего столетия, а язык Пушкина и пушкинского периода отечественной литературы. Соответственно, изучать современную, живую литературу нужно не по произведениям покойников, а по текстам живых авторов, даже если они еще не признаны классиками. Всего Галахов включил около 400 текстов новых писателей и поэтов, среди которых каждое второе имя известно сегодня и современному школьнику:

Н. Гоголь, Д. Давыдов, П. Ершов, В. Клюшников, А. Кольцов, И. Красов, И. Лажечников, М. Лермонтов, А. Майков, Н. Огарев, В. Одоевский, И. Панаев, И. Подолинский, А. Полежаев, А. Пушкин, Ф. Соллогуб, А. Струговщиков, А. Фет, А. Хомяков, Н. Языков.

Почему большинство из них до сих пор на слуху? Ответ прост: в хрестоматии Галахова они представляли отечественную литературу первой половины XIX столетия.

До 1917 года Русская хрестоматия переиздавалась более 30 раз, это и способствовало канонизации многих известных сегодня авторов.

Вторая «революция» также проходила с участием вездесущего Галахова. В 1852 году по заданию военного Генерального штаба он вместе с профессором Московского университета Федором Ивановичем Буслаевым разработал «Конспект русского языка и словесности для руководства в военно-учебных заведениях», который к концу 1850-х годов был рекомендован Министерством народного просвещения в качестве программы для всех учебных заведений. Именно в этом методическом пособии впервые в русской педагогической практике учащимся предлагался не только перечень образцовых авторов, но и список их текстов, распределенных по годам обучения в соответствии с уровнем сложности. Это была первая единая российская программа по литературе. Общий каркас и принципы, ею заданные, действовали до 1917 года. Ее отголоски прослеживаются даже в современных стандартах.

Борьба с современной литературой

После «революций» часто наступают контрреволюции. В 1855-1866 годы школьные хрестоматии (но не программы!) пополнились стихами и прозой большого числа писателей, ставших известными в середине XIX века:

С. Аксакова, И. Аксакова, И. Гончарова, Д. Григоровича, Я. Грота, Л. Мея, Н. Некрасова, И. Никитина, А. Писемского, Я. Полонского, А. К. Толстого, Л. Н. Толстого, И. Тургенева, Ф. Тютчева, Н. Щербины, В. Белинского, В. Боткина, П. Анненкова.

Список длинный, особенно если учесть, что такие авторы, как Гончаров, Некрасов, А.К. Толстой, Л. Толстой, Тургенев и Тютчев остались в ней навсегда. В начале 1860-х годов впервые в России прошли съезды учителей, которые всерьез обсуждали вариативность и гибкость школьной программы и, конечно же, её обновление. Многие предлагали пополнить списки для чтения такими новейшими писателями, как Федор Достоевский, Лев Толстой, Николай Некрасов. Но этим порывам не суждено было осуществиться на практике.

Либеральная «оттепель», как окрестил её Тютчев, длилась недолго. Новый гимназический устав и реформы графа Дмитрия Толстого привели к еще большей унификации программ и к запрету включать в них любые тексты новее «Мертвых душ» Гоголя. Такая образовательная политика была закреплена в новых программах 1872 года и привела к тому, что с 1866-го по 1905-й официальная школьная программа заканчивалась «Героем нашего времени» (да и то в отрывках) и «Мертвыми душами». Это, впрочем, не касалось хрестоматий, в которые продолжали включать стихотворения Некрасова, отрывки из «Войны и мира» или «Записок из Мертвого дома», однако возможности учителей были существенно ограничены.

Во второй половине XIX века далеко не каждый словесник отваживался рассказывать на уроках о романах Тургенева, Гончарова, Толстого и Достоевского, которые официально не были включены в программу.

Тем не менее, как показывают мемуары гимназистов, смелых преподавателей было немало, и очень часто школьникам не нужно было подпольно читать произведения, и без того обсуждаемые в классе.

Вот как выглядит список наиболее популярных стихотворений и отрывков из русской прозы XIX века (данные взяты из 108 хрестоматий за 1805-1912 годы):

Самые популярные стихотворения XIX века

(в скобках — количество хрестоматий, в которых печатался текст)
1. Пушкин. «Песнь о вещем Олеге» (49)
2. Кольцов. «Песня пахаря» (44)
3. Кольцов. «Что ты спишь, мужичок?» (44)
4. Лермонтов. «Казачья колыбельная» (39)
5. Пушкин. «Бесы» (35)
6. Крылов. «Осел и соловей» (34)
7. Крылов. «Квартет» (31)
8. Крылов. «Лебедь, рак и щука» (30)
9. Жуковский. «Лесной царь» (30)
10. Жуковский. «Сельское кладбище«(29)
11. Майков. «Кто он?» (28)
12. Державин. «Бог» (28)

Почти все стихотворения списка современному читателю известны. Исключением можно считать разве что басню Крылова «Осел и соловей», «Что ты спишь, мужичок?» Кольцова и стихотворение «певца природы» Аполлона Майкова «Кто он?», посвященное встрече рыбака с Петром I. Надо добавить, что для нас сегодня Лермонтов и Пушкин важны и памятны другими, а отнюдь не названными сочинениями. Но во второй половине XIX века баллада о том, как погиб вещий Олег, и казачья песня о борьбе с горцами на Кавказе пользовались огромной популярностью. А вот известная сегодня каждому любовная лирика типа «Я помню чудное мгновенье. » в школе не изучалась вовсе — в силу целомудрия тогдашнего образования.

Романы и повести, наиболее часто включаемые в хрестоматии

Гоголь. «Мертвые души» (1842)
Гоголь. «Тарас Бульба» (1842)
Лермонтов. «Герой нашего времени» (1841)
Гончаров. «Фрегат «Паллада»» (1858)
Пушкин. «Капитанская дочка» (1836)
Толстой Л. «Детство» (1852)
Карамзин. «Письма русского путешественника» (1798)
Гончаров. «Обломов» (1859)
Пушкин. «Путешествие в Арзрум» (1829)
Тургенев. «Бежин луг» (1851)

А в списке, приведенном ниже, много примечательного. С одной стороны, в нем есть программные тексты, такие как «Тарас Бульба» и «Капитанская дочка», с другой — непрограммные до 1905 года романы типа «Обломова», а с третьей — запрещенный (также до 1905-го), но читаемый всеми подпольно, роман «Что делать?». Ну и, конечно же, иностранные бестселлеры типа «Хижины дяди Тома» или романа модного в те годы немецкого прозаика Фридриха Шпильгагена.

Десять самых читаемых школьниками романов и повестей

(по данным мемуаров выпускников дореволюционных гимназий и реальных училищ).

Чернышевский. «Что делать?»
Толстой Л. «Война и мир»
Гоголь. «Тарас Бульба»
Дефо. «Робинзон Крузо»
Тургенев. «Записки охотника»
Пушкин. «Капитанская дочка»
Толстой А. «Князь Серебряный»
Бичер-Стоу. «Хижина дяди Тома»
Гончаров. «Обломов»
Шпильгаген. «Один в поле не воин»

Прообраз современного списка

Конец XIX и начало XX века — самое интересное время с точки зрения школьного преподавания литературы. Прежде всего, в 1905 году наконец-то обновилась министерская программа, и в обязательный список для чтения вошло по одному тексту каждого из ведущих русских романистов: Тургенева, Л. Толстого, Достоевского, Гончарова. Не говоря уже о поэзии Фета, Некрасова, Тютчева, Полонского, А. К. Толстого и других. Однако самое интересное то, что именно в первые 17 лет прошлого века школьные реформы заложили тот список произведений, который сохранился в советской школе и остается в современной российской. Это «Гроза» Островского, «Обломов» Гончарова, «Отцы и дети» Тургенева, «Преступление и наказание» Достоевского и «Война и мир» Толстого.

Но и этот набор сложился не сразу.Один из создателей программы 1905 года, известный русский педагог и историк литературы Василий Васильевич Сиповский, вспоминал, как он настаивал на том, чтобы включить в программу современные романы Л. Толстого и Достоевского, поскольку только они, благодаря острой социальной проблематике, были способны спровоцировать учеников на дискуссию в классе. Кроме того, Сиповский считал мировоззрение обоих авторов консервативным и истинно русским, что, по мнению педагога, несомненно способствовало сохранению стабильности и порядка в умах подрастающего поколения. В итоге, усилиями Сиповского, Достоевский и Толстой составили романное ядро программы последних лет существования Российской империи.

При этом интересно, что к 1917 году из нее выпали возникавшие в школьном обиходе 1900-х «Бедные люди» Достоевского, «Рудин» и «Дворянское гнездо» Тургенева, «Князь Серебряный» А. К. Толстого и повести Николая Лескова, которые собирались внести в программу в проекте 1915-го, но не успели из-за последующих революций. На первых порах, вплоть до 1921 года, советская власть использовала слегка откорректированный министерский список, но позже началась совершенно новая эра в истории русской литературы в средней школе.

Алексей Вдовин, историк литературы, PhD, доцент школы филологии НИУ Высшая школа экономики

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Источник