Черский что открыл в географии
Несгибаемый хребет Черского
Вот только характер у сына не был спокойным.
Безотцовщина
Но в 1863 году, когда Черский уже учился в Вильно в дворянском институте, в тех местах вспыхнуло освободительное восстание, он примкнул к повстанцам, и. судьба сделала первый крутой поворот: ссылка в Сибирь, лишение дворянского достоинства и служба рядовым в Омске.
Родовое имение было конфисковано. Усадебный дом в Свольне отдан под контору Динабургско-Витебской железной дороги. Только через двадцать с лишним лет Черский сможет ненадолго приехать в родные края.
Солдатчина
В прошении вернуться на родину Черскому отказали, поступать в Казанский университет запретили. Ссыльному самородку ничего не оставалось, как продолжать учебу самостоятельно. Анатомические занятия в покосившейся баньке. Химическая лаборатория на казарменном складе.
А в 1869 году Ивана Дмитриевича из-за проблем со здоровьем признали не годным к военной службе и уволили.
Экспедиции
Экспедиции для него станут привычным образом жизни почти на два десятка лет. Он и умрет в последней из них на борту судна в устье притока Колымы под названием Прорва.
Результаты путешествий скоро стали известны всей Европе. Новаторские труды Черского по геологии Байкала произвели фурор на международном конгрессе в Венеции, куда самого автора как ссыльного, разумеется, даже и не думали пускать. Скромный подвижник науки Иван Дементьевич своей теорией происхождения великого озера в итоге длительного оседания земной коры убедительно опроверг взгляды знаменитого немца Александра фон Гумбольдта, считавшего, что Байкал есть остаток древнего моря.
Иван да Мавра
На глазах у нее и сына он и умер в роковой колымский вечер 25 июня 1892 года от очередной хвори, вылечить которую в тех краях было некому. Молодая вдова, несмотря на все сложности, сумела завершить экспедицию, а затем вплоть до своей кончины в 1940-м сделалась ревностной хранительницей памяти о муже, не забывая и его белорусские корни.
Усадьба Черских в нынешнем Верхнедвинском районе Витебской области не сохранилась. На ее месте установлен памятный знак.
Что названо именем Черского?
Имя ученого носят хребты в Забайкалье и Северо-Восточной Сибири, вулкан в Тункинской котловине, отдельные вершины на Комаринском и Байкальском хребтах, два ледника на Байкальском хребте, берег у озера Байкал (Баргузинский заповедник), камень у поселка Листвянка, берег Иртыша (омский поселок Новая Станица), долина между Восточным Саяном и Енисейским кряжем.
Улицы названы именем Черского в шести городах и поселках, а в Якутии есть поселок Черский.
1. Дыбовский Б. Ян Черский (Биография) // И.Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И.Д. Черском и А.И. Черском. Иркутск, 1956. С. 336.
2. Ермоленко В.А. Белорусы и Русский Север. Минск, 2009. С. 4.
3. Дыбовский Б. Указ. соч. С. 328-329.
5. Загоскин Мих. Иван Дементьевич Черский // Восточное обозрение. 1892. N 39. 27 сентября.
7. Шишанов В.А. Мавра Черская: время воспоминаний // АрхЄ ная спадчына ВЄцебшчыны як крынЄца вывучэння гЄсторыЄ краю. МЄнск, 2002. С. 111-120.
Черский что открыл в географии
Ученый открыл последний крупный географический объект на территории России
Иван Черский / Фото: архив Русского географического общества
Молодой и блестяще образованный шляхтич Ян Франтишек Черский, участник польского восстания 1863 года, остался в истории не как борец с властью Российской империи, а как выдающийся русский ученый и путешественник.
Шляхтич и повстанец
Ян Черский родился 15 мая 1845 года в родовом имении своей семьи под названием Свольно в Витебской губернии. Ныне это Верхнедвинский район Витебской области. После смерти отца, когда Яну было 10 лет, его домашним воспитанием занималась мать, хотя заботилась больше о светском воспитании, обучении манерам, танцам, музыке. Тем не менее перед поступлением в Виленскую гимназию Черский уже владел четырьмя иностранными языками, играл на пианино и хорошо рисовал. С 1860 года продолжил образование в Правительственном Шляхетском институте в Вильно.
Напомним, что в то время на территории нынешней Белоруссии большая часть земли и высокое положение в обществе принадлежали польской католической шляхте, которую простые и зависимые от нее православные белорусские крестьяне, мягко говоря, не любили. Лишенное широкой народной поддержки выступление поляков было подавлено правительственными войсками, а 18-летний повстанец Ян Черский попал в плен и был приговорен к высылке в Сибирь для военной службы.
Как Ян Доминикович стал Иваном Дементьевичем
Пять лет Черский служил рядовым в сибирском Омске, перенося тяготы службы, обычные для простого солдата, но необычные для человека дворянского сословия. Кстати, некоторые источники утверждают, что именно в эти годы Черский и стал Иваном Дементьевичем. Несмотря на то что служба плохо отразилась на его здоровье, Черский именно в тот период начал заниматься научными исследованиями.
В Омске он нашел земляка Василия Квятковского, который снабжал его книгами. Он познакомился также с известным русским путешественником Георгием Потаниным, который указал ему лучшие из известных в то время руководств по естествознанию, в частности, по геологии, к которой Иван Черский проявил особую склонность, а Потанин руководил его занятиями. По его указанию Черский изучил окрестности города в геологическом отношении и собрал материал для первой своей научной работы. В 1869 году Иван Черский по болезни был уволен с военной службы, но прожил в Омске еще два года.
Первая самостоятельная экспедиция Черского состоялась в 1873 году, ее целью было исследование гористой части Иркутской губернии. С июня до осени ученые исследовали Восточный Саян и Кузнецкий Алатау. Произведенные точные измерения определили высоту вершин этих гор, причем оказалось, что они намного выше, чем считалось до тех пор. Кроме богатой коллекции, участники экспедиции собрали сведения о кочевом племени сойотов.
Летом 1874 года Черский еще раз исследовал хребет Тункинские Гольцы, чтобы установить его связь с горной системой Саян, а спустя год принялся за исследование окрестностей Бирюсы в поисках бивней мамонта. Мамонта Черский не нашел, но ему удалось в одной из пещер обнаружить прекрасно сохранившиеся останки других древних животных. Это были неизвестные виды медведя, оленя и пеструшки, относящиеся к четвертичному периоду. После двухмесячной работы в пещере исследователь вернулся в Иркутск, привезя с собой столько ценных экспонатов, что ими заинтересовалась Петербургская академия наук, наградившая ученого серебряной медалью.
Колымская экспедиция
Иван Черский с женой Маврой Павловной / Фото: архив Русского географического общества
В Петербургской академии наук Ивану Черскому предложили провести исследования на Северо-Востоке Сибири. Он отправился в эту рассчитанную на три года поездку, несмотря на ухудшившееся здоровье. Его сопровождали жена Мавра Павловна, племянник Генрих Дуглас и двенадцатилетний сын Александр.
Выехав из Петербурга в феврале 1891 года, необычная семейная экспедиция летом была уже в Якутске, а далее верхом на лошадях в сопровождении проводника Степана Расторгуева направилась к верховьям Колымы.
За два с половиной месяца они прошли более 2 тыс. километров: миновали устье Алдана, главного притока Лены, пересекли Верхоянский хребет, за Нерским плоскогорьем перед исследователями возникли отсутствовавшие на карте сложенные гранитами горные хребты, которым Черский дал якутские названия Тас-Кыстабыт, Улахан-Чистай, Томус-Хая.
На карте гидрографа Гавриила Сарычева, проходившего эти места 100 лет назад, хребты протягивались строго с севера на юг. Черский записал в своем дневнике, что они скорее располагаются в направлении с северо-запада на юго-восток. Спустя 35 лет это открытие подтвердил геолог Сергей Обручев. Отрог, названный Черским Индигиро-Колымским, оказался частью грандиозной горной страны размерами с Кавказ.
В сентябре 1891 года караван подошел к Верхнеколымску, раскинувшемуся на берегу впадающей в Колыму реки Ясачной. Зимовали в якутской юрте, где на полу и в углах не стаивал лед, источником света были лишь свечи, а питаться приходилось одной мороженой рыбой. Но и в этих условиях Черский обрабатывал данные метеорологических наблюдений и геологических исследований.
К концу тяжелой зимовки здоровье Ивана Дементьевича сильно ухудшилось, тем не менее он решил продолжать экспедицию, договорившись с женой, что после его смерти она завершит работу в низовьях Колымы. В присутствии священника он продиктовал письмо в Академию наук: «В случае моей смерти, где бы она меня ни застала, экспедиция под управлением моей жены Мавры Павловны Черской должна все-таки летом непременно доплыть до Нижнеколымска, занимаясь главным образом зоологическими и ботаническими сборами и разрешением тех из геологических вопросов, которые доступны моей жене…»
Как только по Колыме прошел ледоход, экспедиция на двух больших лодках отправилась вниз по реке. Иван Дементьевич, полулежа на носу лодки, вел наблюдения за характером берегов. Жена и сын приносили ему образцы пород, которые он определял и описывал. Предчувствуя кончину, Черский не прерывал свои записи в дневнике, отдав распоряжение:
«. Чтобы меня тащили вперед и даже в тот момент, когда я буду отходить».
Здоровье его с каждым днем ухудшалось.
Иван Черский скончался 25 июня 1892 года, когда лодки подошли к реке Прорве, напротив устья Омолона, правого притока Колымы. Два дня здесь из-за непогоды простояли, затем приплыли к заимке Колымской, где и был похоронен самоотверженный исследователь природы Сибири. Весть о его смерти дошла до Иркутска только в начале сентября, по телеграфу ее передали в Петербург.
Игорь КРИВИЦКИЙ.
При подготовке публикации использованы материалы Русского географического общества, биография И. Д. Черского (автор кандидат географических наук В. А. Маркин), а также материалы сайта «Библиотека юного исследователя».
Открытия Ивана Черского были позже использованы при новых исследованиях Индигирки и Колымы, а его имя присвоено по решению Географического общества горной системе на территории нынешних Магаданской области и Якутии.
Именем Черского также названы горный хребет в Забайкалье, потухший вулкан в Сибири, вершины в Хамар-Дабана и Байкальского хребта, поселок в Нижнеколымском районе Якутии, два ледника в отрогах Саян, восемь видов современных и ископаемых животных, улицы в Москве, Иркутске и Зырянке, а также в Верхнедвинске (Белоруссия), Кривом Роге (Украина), Вильнюсе (Литва), Мальборке и Гливице (Польша).
До самой смерти: последняя экспедиция Ивана Черского
Иван Черский продолжал исследования до последнего дня своей жизни, завещав жене и сыну непременно довести экспедицию до конца. Открыл новые хребты, месторождение каменного угля, передал в Академию наук пять дневников с наблюдениями. Его называют первым исследователем палеолита, в его честь названы ископаемые животные, хребты и долина. 12 февраля Черский выехал в Колымо-Индигирскую экспедицию, из которой ему не суждено было вернуться.
Семейный подряд
Спокойная жизнь в Петербурге чете Черских была не по душе. Обрабатывая коллекции мамонтов и сибирских носорогов, за монографию о которых Иван Черский получил медаль Русского географического общества, учёный вынашивал план очередной экспедиции. Чтобы выяснить, можно ли считать Крайний Север родиной доисторических животных, путешественник решил исследовать Колымский край. Академия наук одобрила проект учёного, и в феврале 1891 года он вместе с женой и сыном отправился в путь. Ещё одним участником экспедиции стал племянник Черского, Генрих Иосиф фон Дуглас.
img018.jpg
«Моя жена, наблюдавшая уже целый год в Преображенске на р. Нижней Тунгуске, взяла на себя производство метеорологических наблюдений и собирание энтомологической коллекции вместе с сыном; к тому же она недурно препарирует шкурки птиц. Прусский подданный Генрих фон Дугляс оказался великолепным стрелком и упражняется с успехом в препараторском деле, которому и я не прочь отдавать свободные минуты дня. Что же касается ботанизирования, то оно будет распределяться между всеми, смотря по возможности».
Из письма Ивана Черского к Фёдору Плеске от 7 мая 1891 г. из с. Качуг на р. Лене [1]
Задачи участников экспедиции были обширными. Они производили маршрутную съёмку, нанося на карту доселе неизвестные территории. Собирали зоологические, ботанические и геологические коллекции. Изучали этнографию и историю края. Двенадцатилетний Саша, сын Черского, выполнял исследовательские задачи наравне со взрослыми: «Экскурсия к ближайшим окрестностям Качуга дала кое-что небезынтересное в геологическом отношении (озёрные и эолические послетретичные отложения), а Саше удалось найти здесь (сейчас же ниже деревни, в террасе правого берега Лены) изделия каменного периода неолитические, что его крайне обрадовало и усилило страсть к разрыванию и осмотру песков и глин», — писал Иван Дементьевич академику Фёдору Плеске.
r112_o1_34-517.jpg
Не было бы счастья, да несчастье помогло
Путешествие по суровым северным местам требовало серьёзной подготовки и вдумчивой организации. «Для того, чтобы затруднить и замедлить наше передвижение, казалось, сочетались все неблагоприятные условия, вообразимые в таких случаях; это своего рода тройственный союз, в котором участвовали: болезнь, голодные лошади и невообразимо скверная дорога», — отмечал Черский. Путь из Качуга к Якутску оказался тяжёлым из-за холодов и ветра, берега реки Лены «усеяны были громадными льдинами». Но внимание исследователя куда больше занимали наблюдения — верховья реки на тот момент были практически не исследованы, Черский отметил, что на постилиоценовые осадки его предшественники практически не обращали внимания. Даже неблагоприятные погодные условия в итоге оказались на пользу научной работе: «В одном месте недалеко от Якутска (30 вёрст), благодаря сильному ветру, нас прибило к склону утёса, в котором удалось найти ископаемые раковины, неизвестные до сих пор из этой местности».
glushkov_pavel_-_zakat_na_taryne_-_2018_-_385445.jpg
Из Якутска путешественники шли на восток, через южные отроги Верхоянского хребта к Оймякону. Там выяснилось, что нанятых лошадей не хватает для экспедиции: Черский заключал контракт на вьючных и верховых животных для учёных, не предполагая, что в их число входят также лошади для проводников. Плюс ко всему багаж оказался заметно тяжелее, чем ожидалось. В результате учёному пришлось разбираться с финансовыми проблемами — вместо 20 лошадей понадобилось 27, перерасход составил бы 1575 рублей. Подрядчик — пожилой якут Николай Кривошапкин — пошёл навстречу путешественникам, узнав, что экспедиции покровительствует император и столичное начальство. Он согласился не брать деньги за «лишних» лошадей и безвозмездно починил упряжь, вьючные сумы и чемоданы. Позже в Верхне-Колымске стало известно, что цена найма одной лошади была завышена примерно вдвое, так что подрядчик лишился всего лишь небольшой части прибыли. Однако к этому моменту Черский в письмах с отчётами об экспедиции успел походатайствовать о предоставлении Кривошапкину государственной награды — купец получил орден Св. Станислава 3-й степени.
Тяготы пути
«Оймекон это половина дороги к Верхне-Колымску, которую мы совершили в сорок дней. К зимовке можем попасть, следовательно, только около половины сентября. К неблагополучиям следует отнести дожди, преследующие нас в последнее время и затрудняющие переправы через реки. И в настоящее время уже третий день выжидаем убыли воды на Индигирке, а между тем она только прибывает и выходит даже из берегов. Не малые убытки мы потерпели от густоты леса, по которому доводится прокладывать дорогу нашему большому каравану: ломается всё, что только может быть изломанным. Не обходится без порядочных царапин на лице или руках проезжающих, а был даже случай, в котором ездок (Г. Дугляс) должен был повиснуть на дереве, настолько наклонившемся над дорогой, что под ним могла пойти только лошадь, выскользнув из-под повисшего путешественника».
Из письма Ивана Черского к Александру Штрауху, 29 июля 1891 г., г. Оймякон
hrebet_cherskogo_grachev_andrey_-_korolevstvo_polnoy_luny._-_2017.jpg
Дорога от Якутска до Верхнеколымска заняла два с половиной месяца, за это время путешественники преодолели больше 2100 км. За Нерским плоскогорьем они обнаружили горные хребты, сложенные гранитами, — Черский назвал их Тас-Кыстабыт, Улахан-Чистай, Томус-Хая. Дальше начался спуск к долине Колымы, растянувшийся на 200 км, — после «поражающих своим грозным величием котловин. угрюмых ущелий, оглушительно ревущих водопадов, — система широких и очень пологих долин». На притоке Колымы, реке Зырянке, Черский открыл месторождение каменного угля, которое разрабатывается вплоть до наших дней. В Верхнеколымске участники экспедиции остановились на зимовку, которая продолжалась восемь месяцев и оказалась тяжёлой.
«Без сахара мы жили с 22 октября, т.е. ровно 3 1/2 мес., а без свечей с 15-го января; муку получим только в апреле, а у нас ныне всего лишь 1 1/2 пуда. Даже расточительный богач может здесь просидеть иногда без предметов почти первой необходимости; наш священник, напр., курит теперь махорку, да и муки и свечей у нас почти нет — в срок не доставили — вот и всё; ржаной хлеб я никогда не любил и не ел, а теперь он служит дессертом, только жаль, что такой дессерт подаётся не более одного раза в неделю. Тем не менее живём весело и не унываем. Здоровье вполне удовлетворительное».
Из письма Ивана Черского к Фёдору Плеске от 6–18 февраля, г. Верхнеколымск
Черский продолжал работу: обрабатывал собранные материалы, систематизировал записи, фиксировал данные метеорологических наблюдений и геологических исследований, даже выехал как-то на собачьей упряжке в горы к северу от города. Услышав, что некий Михаил Санников обнаружил в окрестностях реки Яны хорошо сохранившиеся останки мамонта, связался с ним, чтобы уточнить информацию. «Так как одна из главнейших целей экспедиции заключается в геологическом изучении почвы, в которой встречаются остатки мамонтов и других ископаемых животных, то понятно, что приобретение более или менее хорошо сохранившегося трупа мамонта (или другого какого-либо животного того времени) имело бы громадное значение для науки, в особенности, что такое желание выражено было самим государем императором, всемилостивейше даровавшим средства на снаряжение этой экспедиции», — писал Черский Санникову. Впрочем, рассказы о мамонте оказались неправдой. Тем не менее учёный надеялся, что подробные инструкции, которые он дал в своём письме на случай находки доисторических животных, помогут в дальнейшем сохранить их для науки.
r112_o1_490_001.jpg
Тем временем племянник Черского — Генрих Дуглас — влюбился в одну из дочек местного священника, Екатерину Степановну Попову. Учёный забеспокоился, что личная жизнь молодого человека может повредить его работе, и когда тот обратился к нему с просьбой одобрить брак, потребовал официальное письменное подтверждение, что Дуглас продолжит участие в экспедиции.
«Нежданно-негаданно свершилось «событие», выходящее из ряда обыкновенных. Вообразите, Г. Дугляс, в одно прекрасное утро, объявил нам, что, влюбившись в одну из дочерей местного заштатного священника, он во что бы то ни стало решает на ней жениться!! — Не желая, с одной стороны, подготовить шансы на нелестные воспоминания о пребывании здесь экспедиции (семейство это образцово нравственное и дружно живущее — до удивления), а с другой стороны, вполне сознавая, что успех дела экспедиции не должен стоять в какой-либо зависимости от наших узко-житейских вожделений, понятно, что на такое заявление я мог ответить только «официальною бумагою», выставив в ней те условия, без соблюдения которых данное лицо не может оставаться членом экспедиции. Копию этой «бумаги», как равно и копию данной мне затем подписи, препровождаю Вам как документ — на случай представившейся в нём надобности. Доживём — увидим, а в крутых делах я всегда твёрд и решителен».
Из письма Ивана Черского к Фёдору Плеске от 6–18 февраля, г. Верхнеколымск
В конечном итоге опасения Черского оказались справедливы: к весне, когда пора было отправляться в путь, Екатерина Степановна уже ждала ребёнка и отказалась уезжать. Муж остался с ней, вызвав серьёзное недовольство своего дяди.
Зимовка в холодном доме подкосила учёного — начался кашель, обострился туберкулёз. К концу мая он так ослаб, что не мог даже писать самостоятельно — диктовал письма жене и сыну. При этом он продолжал работать — понимая, что ему осталось недолго, торопился привести в порядок дела и записи. Когда Колыма вскрылась, экспедиция продолжилась — вниз по реке отправились два карбаса. На носу одного из них полулежал Черский, продолжая наблюдения за характером берегов и определяя образцы пород, которые ему приносили с берегов реки Мавра и Саша. «Я сделал распоряжение, чтобы экспедиция не прерывалась до Нижне-Колымска даже в том случае, когда настанут мои последние минуты, и чтобы меня все тащили вперёд и даже в тот момент, когда я буду отходить, — писал он. — Я радуюсь тому, что успел познакомить жену с целью моих исследований и подготовить её настолько, чтобы она сама могла после моей смерти закончить экспедицию до Нижне-Колымска, а там уж экспедиция должна считаться законченной».
25 июня 1892 года великого исследователя не стало. Присутствовавший при его смерти священник Сукачевский вспоминал, что перед этим Мавра давала указания сыну, что делать с бумагами, если она тоже умрёт — она сама была слаба. Находившийся при смерти Черский успел дать последнее напутствие своему наследнику: «Саша, слушай и исполняй». К счастью, этого не понадобилось — Мавра смогла исполнить волю мужа сама.
«Мне хотелось похоронить мужа вблизи какого-нибудь селения. Однако из-за бури, мешавшей плаванью, простояли у устья Прорвы трое суток. 28 июня карбазы спустились до заимки Колымской, несколько выше устья реки Омолон, где и было решено похоронить Черского. Из бревна, принесённого течением, было наскоро сооружено некоторое подобие гроба, куда были положены останки покойного мужа. Затем стали рыть могилу, но на глубине 1/2 аршина земля оказалась настолько мерзлой, что лопаты пришлось отбросить и рыть могилу исключительно при помощи топора. Только 1 июля состоялись, наконец, похороны, а позже на могиле были поставлены крест и ограда».
Под руководством Мавры Черской экспедиция продолжила идти по намеченному маршруту до Нижнеколымска, а оттуда — в Иркутск и Петербург. Все собранные коллекции и материалы были переданы в Академию наук. Наблюдения Черского в дальнейшем использовали его последователи, исследовавшие геологию в бассейнах рек Колымы, Яны и Индигирки.
Ольга Ладыгина
[1] И. Д. Черский, Неопубликованные статьи, письма и дневники. Статьи о И. Д. Черском и А. И. Черском. Под ред. С. В. Обручева