какие корпуса вам понастроили какие газоны разбили
Какие корпуса вам понастроили какие газоны разбили
Взрослым, которые были детьми,
и детям, которые обязательно
Арку венчает красное полотнище: «Добро пожаловать!» А чуть ниже прибита железка: «Посторонним вход воспрещен». Мы въезжаем под арку. С внутренней стороны на железке написано: «Самовольный выход не разрешается».
За аркой — главная аллея. Она широка, посыпана мелким гравием, когда идешь по ней, гравий хрустит, и всем слышно, что по главной аллее кто-то идет.
По обе стороны аллеи — бордюр из цветов. Его прерывают установленные на равном расстоянии цементные постаменты. На каждом постаменте гипсовая скульптура. Под каждой скульптурой на фанерке — название.
Все скульптуры стоят парами: справа пионер с горном и слева пионер с горном, справа барабанщик и слева барабанщик. Под барабанщиком написано «Тревога», под пионером с горном — «Призыв». Дальше стоят пионер с голубем («Миру мир!»), пионер с рюкзаком и поднятой ногой, будто он взбирается на гору («К вершинам!»), пионер с натянутым луком («В цель»), А затем — снова пионер с горном, пионер с барабаном и так далее до самой трибуны с флагштоком, где по утрам начальник лагеря и старший пионервожатый принимают рапорты и произносят речи.
— Наш пионерский лагерь расположен в высшей степени на неудачном месте, — слышим мы голос Кости Иночкина и, словно коршун воспарив над землей, озираем лагерь с птичьего полета. — Слева сосновый бор без конца, без края — того и гляди кто-нибудь заблудится, справа река, подковой охватывающая всю территорию, — того и гляди кто-нибудь утонет. Не говоря уже про малинники в оврагах — того и гляди кто-нибудь объестся! В общем, за нами нужен глаз да глаз…
Камера камнем упала вниз и крупнейшим планом выхватила напряженно глядящий глаз. В зрачке отражалась река, точнее — та ее часть, что была предназначена для купания пионеров и была огорожена толстыми канатами.
Канаты шли от берега до буя, потом параллельно берегу к другому бую и снова к берегу.
Человек, которому принадлежал этот напряженный глаз, был атлетического сложения.
Торсом, бицепсами и неподвижностью позы он напоминал Атланта, вроде тех, что украшают доходные дома конца прошлого века.
У другого буя в столь же напряженной позе стоял второй Атлант совсем не атлетического сложения, с длинной шеей и костистыми, покрытыми гусиной кожей плечами.
Глаз да глаз — точнее, пара глаз да пара глаз — наблюдали за кишащими в воде телами. Тел было не так уж много, но акватория столь мала, что казалось — вода кипит.
— Это наш физкультурник. (Камера остановилась на атлетическом торсе.) Да не этот… Это завхоз. А физкультурник тот… (Камера поспешно перескочила на длинношеего.) Ребята зовут его Гусем. Летом он работает физкультурником, а зимой учится на скульптора-монументалиста, и все эти пионеры вдоль аллейки — дело его рук.
Последние песчинки проскочили через узкую горловину песочных часов, и пожилая женщина в белом халате, надув щеки, что было сил свистнула в четырехтрубчатый судейский свисток.
…Атланты дрогнули и двинулись к берегу. И удивительным образом вода за ними очищалась от детей. Ни одна голова не оставалась за той незримой чертой, что соединяла двух Атлантов. Впрочем, скоро черта эта стала вполне зримой. А потом и вовсе превратилась в волейбольную сетку, прикрепленную концами к двум шестам. За эти-то шесты завхоз и физкультурник по прозвищу Гусь выволакивали на берег сетку, словно рыбаки невод.
Выдворив всех купальщиков на сушу, Атланты побили себя по ляжкам, как извозчики в стужу (а день, к слову, был очень жаркий), и вернулись на исходные рубежи.
— Третий отряд, в воду! — скомандовала докторша и, свистнув, перевернула песочные часы.
Ребята с воплем ринулись в реку. Вода снова закипела. На берегу осталась длинная шеренга тапочек.
Вожатая Валя и дежурная по отряду Митрофанова тут же принялись пересчитывать ребят: вожатая — по головам (что было почти невозможно), а дежурная — по тапочкам (что было значительно легче — тапочки стояли на месте, а головы, как поплавки, когда клюет, то скрывались под водой, то выскакивали вновь).
— Пятьдесят три штуки, — закончила подсчет Митрофанова и, с трудом протолкнув мысль сквозь зной, растерянно произнесла: — Двадцать шесть с половиной пионеров.
Но, спохватившись, что результат нелеп, поспешно принялась пересчитывать.
И по мере того как пересыпался песочек, вожатая Валя, пересчитывавшая головы, и дежурная Митрофанова, пересчитывавшая тапочки, все убыстряли и убыстряли темп.
С другого берега купались деревенские. Они брызгались, меряли дно, хватали друг друга за ноги — словом, вели себя крайне безобразно. Потом вдруг вскочили и, словно стая мальков, устремились наперегонки куда-то на середину реки.
— Вот увидите, — сказала одна из вожатых, — эти деревенские нам всю дисциплину подорвут.
— Дисциплина что, — сказала докторша. — На том конце деревни, говорят, коклюш был. Надо всячески оберегать наших от контактов.
Вожатые согласно закивали.
— Я с ужасом жду воскресенья, — продолжала докторша. — Мало того, что приедут бациллоносители из города, не миновать еще и бациллоносителей из деревни. И зачем только товарищ Дынин затеял этот карнавал?
— Точно, — подтвердила длинноногая вожатая, отрабатывая босыми ногами на траве движения чарльстона. — И без маскарада хватает.
— Что и говорить, — серьезно сказала Валя. — Куда лучше, если бы лагерь был расположен на необитаемом острове…
Докторша сочувственно склонила голову.
— …разумеется, не окруженном водой, — насмешливо закончила Валя.
— Что? — опешила докторша.
Но тут докторша заметила, что песочек давно пересыпался, и истошно засвистела. Посиневшие Атланты двинулись к берегу. Валя быстро считала по головам выходивших из воды ребят.
— Господи, — сказала она. — Можно голову потерять.
— Что случилось? — обеспокоилась докторша.
— Одну голову потеряли.
— Наденьте тапочки! Пусть все наденут тапочки! — закричали вожатые.
Вмиг тапочки были разобраны.
Лишь одна пара сиротливо осталась стоять на траве.
Докторша подняла тапочек. На внутренней стороне чернильным карандашом было написано: «Иночкин Костя, 3-й отряд».
Перепуганные Атланты суетливо выбирали волейбольную сетку. Вздох ужаса пронесся по шеренге вожатых: посреди сетки зияла дыра.
— Вырвался! — дрожащим голосом сказал Гусь.
— Ушел! — сказал завхоз.
— Три-четыре! — скомандовал начальник лагеря товарищ Дынин, он с биноклем в руках стоял на пригорке, и все — и дети, и вожатые — закричали:
— Вот он! Вот он! — закричал толстый мальчик Шарафутдинов.
— Где? Где? Что ты выдумываешь?
— Ничего я не выдумываю. У меня зрение, как у орла! — сказал Шарафутдинов.
Дынин поднял бинокль.
Деревенские плыли наперегонки. Течением здорово относило, и ребят прибило на тот берег, к кустам. Выбравшись на сушу, они повернулись спинами к реке и принялись выжимать трусики. А по голому заду пойди отличи, кто городской, а кто деревенский.
— Который. Который. — волновалась докторша.
Но Иночкин не слышал. Он сосредоточенно смотрел вдаль.
На заливных заречных лугах, просторных, как небо, мчались наперегонки восемнадцать жеребят. Они то скакали, как зайцы, то, взвившись на дыбки, шли на задних ногах, как люди, то встряхивали головами, точь-в-точь как выскочившие из воды мальчишки.
Цитаты из фильма Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен
— И это не первое нарушение Иночкина! В день приезда он фехтовался на палках. А вслед за ним все стали фехтоваться, даже девочки.
Ночью под одеялом он зажег фонарик и читал книгу. И все стали читать книги.
— А там, может быть, коклюш!
— Я с ужасом жду родительского дня. Мало нам местных, так наедут еще бациллоносители из города. И зачем ему этот Родительский день.
– Товарищ Митрофанов приедет.
— Я очень хорошо плаваю. Две двенадцать на спине! Если б я был женщиной, я был бы чемпионом Союза по плаванью.
— Какие вам корпуса понастроили! Какие газоны разбили! Водопровод, газ, паровое отопление!
— Дети, помните: вы — хозяева лагеря. Вы! От вас что требуется, друзья мои?
— ДИС-ЦИ-ПЛИ-НА!
— Когда я был маленьким, у меня тоже была бабушка. Но за все эти годы я не смог огорчить её до смерти. А он — смог!
— Компоту хочешь?
— Нет!
— Всё!
— Волком пахнет. Или барсуком.
— А ты барсука нюхал?
— Сто раз!
— А чё это вы тут делаете? А?
— Ты, давай гуляй отсюда!
— Да ладно, ладно…
— Кыш, иди гуляй!
— Во чешет, а!
— Завтра нам предстоит взять рекордную высоту. По дисциплине, по организованности.
— А фокусы это талант?
— Да.
— Ну ладно, запишите и меня: я «летающую даму» покажу.
— Правильно, молодец… Только без карт!
— Пионеры… а мучаете птицу!
— Ты, Митрофанова, такого дяди племянница, а вавилоны на голове устраиваешь! Понятно говорю?
— Я инструментальный квартет освободил ото сна — пусть тренируются…
На ходу играют… Виртуозы!
— ДДТ качаем, чтоб
уничтожен был микроб.
— Что мы, бедней других, детей в папиросную бумагу заворачивать?!
— Тут кольца кидаем, тут мячи кидаем, тут — петлёй на удочке кегли ловим!
— Куда ставить-то?
— …
— Куда ставить-то?!
— Да подожди ты.
— Делай раз. Делай два. Три. Рассыпься. Ну, как?
— Выразительно.
— Какая у тебя группа крови?
— Третья.
— А нужна тридцать третья группа. Это очень редкая кровь!
— Что читаешь?
— Чехова.
— Зачем?
— Смешно.
— Много смеёшься. Почитала бы лучше журнал «Вожатый».
— Мы бодры, веселы…
— Стоп, стоп! «Бодры» надо говорить бодрее. А «веселы» как?
— Веселее!
— Молодец, понял.
— Ты лучше ешь, ешь. Главное, на суп налегай. В жидкости вся сила!
— Подумать только: второй день без первого!
— Второй день без первого, первый день без второго…
— И два дня без третьего! Я бы так не мог.
— Я ему — «куда ставить-то?!». А он — «да подожди!». Нет, смену доработаю, а дальше ребром вопрос поставлю — или я, или он.
— Да подожди ты!
— Ну как человеку можно объяснить, что, например, детей любить надо?
— Где «царица полей»? Где Митрофанова?
— В других отрядах каждый день привес, а твои на месте топчутся.
— Прирост веса — минус 100 грамм! Вот до чего доводят эти вавилоны на голове!
— Костя, учти: голова пролезет — всё пролезет…
— Да знаю я!
— «Пионер — в веселье пример».
— Не могу.
— Почему?
— Не могу, и всё!
— У него гла-а-анды.
— Эту песню, товарищ Митрофанов, Гагарин пел в космосе.
— Крапивой секлись, котлеты куда-то выносят… Может, побег готовят? Или ещё похуже…
— Ребята, а кому торт дадут?
— Иночкин, ты был для меня кровным врагом, а сейчас стал кровным братом. Но в лагерь я все равно тебя не верну! Ты купался в неположенном месте!
— А Фанфана убьют?
— Убьют, убьют!
— Приветствую вас, товарищи маски! Поздравляю вас с Родительским днём!
— Что ни день — сто грамм, что ни день — сто грамм. А то и сто пятьдесят. Этак они к концу смены за тонну перевалят!
— Шарафутдинов?
— Минус три грамма!
— А Иночкин в лагере! А Иночкин кино смотрит!
— Ты ещё погруби мне, погруби!
— Кто здесь? Мальчики? Очень хорошо! И девочки? Отлично! Что же вы здесь делаете?
— В картишки дуемся… в подкидного дурачка.
— …Сегодня подкидной, завтра азартные игры… Отвлечение от созидательного труда! Понятно говорю?
— Ой миленький… ой бедненький… а дрожит-то как… А похож! Ну вылитый Костя! Вылитый Иночкин!
— А кто «царица полей» будет?
— Известно кто, Митрофанова. У нее же дядя…
— Кто здесь? Вожатые? Очень хорошо! И заведующий хозяйством? Отлично! Что же вы здесь делаете?
— Ужинаем…
— Что?!
— Закусываем!
— Э-э-эх… Нашли место и время! Чтоб завтра ни в одном глазу! А потом поговорим…
— Вот уже прыгают. Прыгайте, прыгайте. Дети.
— Товарищи! Я же хотел как лучше! Чтоб дети вес набирали… Чтоб дисциплина была… Как же так, товарищи…
50 лет фильму «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён «
Фильм получил награды: Специальный приз на фестивале фильмов для молодёжи (Канны, 1966) Премия жюри фестиваля и премия жюри родителей на Кинофестивале «Международная встреча фильмов для молодежи» 1967 года в Каннах.
Diletant.ru решил вспомнить некоторые смешные моменты фильма.
— Я очень хорошо плаваю. Две двенадцать на спине! Если б я был женщиной, я был бы чемпионом Союза по плаванью.
— Какие вам корпуса понастроили! Какие газоны разбили! Водопровод! Телевизор! Газовая кухня!
— А фокусы — это талант? — Да. — Ну ладно, запишите и меня: я «летающую даму» покажу. — Правильно, молодец… Только без карт!
— Пионеры…, а мучаете птицу!
— Ты, Митрофанова, такого дяди племянница, а вавилоны на голове устраиваешь! Понятно говорю?
— Я инструментальный квартет освободил ото сна — пусть тренируются…
— Что читаешь? — Чехова. — Зачем? — Смешно. — Много смеёшься. Ты бы лучше журнал «Вожатый» почитала.
— Ты лучше ешь, ешь. Главное, — на суп налегай. В жидкости вся сила! — Подумать только: второй день без первого! — Второй день без первого, первый день без второго… — И два дня без третьего! Я бы так не мог.
— Ты ещё погруби мне, погруби! — Механик! Давай.
— Кто здесь? Мальчики? Очень хорошо! И девочки? Отлично! Что же вы здесь делаете? — В картишки дуемся… в подкидного дурачка. — …Сегодня подкидной, завтра азартные игры… Отвлечение от созидательного труда! Понятно говорю?